Борис Зайцев: Первый год

«Вот я и учитель! — думал Виктор, еще и еще раз перечитывая диплом. — «Логов Виктор Петрович… окончил полный курс историко-филологического факультета Р-ского государственного университета по специальности филология… и ему присвоена квалификация… преподавателя техникумов и средних школ». А ведь недурно, черт возьми! Где-то уже бегают мои ученики и не знают, что к ним едет новый учитель».

Логов стал перебирать бумаги, вложенные в документ, отыскал небольшую фотографию и долго смотрел на нее. На крошечном снимке, да еще при тусклом и неровном свете вагонного фонаря, трудно было что-нибудь различить. Но юноша ясно видел красивое лицо девушки, ее улыбку, лукавый огонек в глазах — видел даже то, чего не было на фотографии.

«Чудесная у тебя улыбка, Света! — мысленно обращался он к девушке. — Хорошо вот так, с улыбкой, пройти всю жизнь… Будущее в конце концов за нами. Теперь и я начну работать для него. Мы вместе. И оба — с детьми…»

Логов бережно положил диплом в карман пиджака, на всякий случай ощупал его сквозь материю и придвинулся к окну.

Все пространство позади было засеяно огнями. И Виктору показалось, что это невидимый великан разметал в степи огромный костер. Теперь от него остались одни головешки, ярко, но без искр и пламени догорающие на ветру.

Лицо юноши тронула легкая грусть; карие глаза смотрели печально сквозь толстые стекла очков; большие, но правильно очерченные губы сжались и чуть заметно вздрагивали. И как не взгрустнуть, когда ты впервые в жизни оторвался от всего родного, привычного и так нужного тебе!..

До начала занятий оставался еще целый месяц, но Логов решил ехать. В самом деле, диплом, направление на работу, подъемные — все было на руках. Теперь ли сидеть дома! В школе, наверное, уже собираются учителя, готовят планы, конспекты первых уроков, таблицы, приборы, карты — да мало ли у них работы! А с чем он, Виктор, придет в класс? И в какой класс? Ведь он пока учитель без учеников…

— Мама, завтра еду, — немного виновато, потому что своим решением он огорчал мать, и в то же время твердо сказал Виктор. — С людьми нужно познакомиться, квартиру найти. Пора уже мне…

Мать встревожилась, повздыхала, даже всплакнула втихомолку, но возражать не стала: «Неделей раньше, неделей позже это должно было случиться. Не для того науки прошел, чтоб сиднем сидеть». И вместо упреков и наставлений добрая женщина засуетилась на кухне: наготовила сыну домашних пирожных и пирожков, слоенок и ватрушек, котлет, паштета, икры — всего, чем любила побаловать свое когда-то большое, а теперь, после войны, немногочисленное семейство.

— Что ж, старуха, выходит, и последнего сына поставили на ноги, — с улыбкой проговорил отец. И трудно сказать, чего больше было в его улыбке: гордой радости или невольной грусти.

— Да, жизнь… А ты, Витька, поезжай! — Старик как-то странно кашлянул и отвернулся. — Нечего тут… Пиши только…

И вот Логов едет на работу. Городские огни еще некоторое время узкой полосой сияли на горизонте и скоро совсем растворились во тьме.

Виктор вздохнул и закрыл глаза. Но в мыслях его не было мрака. Он видел впереди новые яркие огни и спешил им навстречу.

«В школу! В школу! — думал молодой учитель. — Милая детвора, я отдам тебе все, что есть во мне самого лучшего! «Гореть в работе и зажигать других! — вспомнились ему слова секретаря университетского парткома на выпускном вечере. — Хоть середину и называли когда-то золотой, мы ее отвергаем. Быть передовым — вот наш лозунг!» Да, Василий Борисович умеет сказать. Эх, встретится ли мне еще такой человек? Конечно! И не один…»

Подняв глаза, Виктор заметил, что кусочек неба в окне побледнел и делался все светлее.

«Начинает светать. Впрочем, скоро четыре…» — Логов поднялся со скамьи, вышел в тамбур, где у открытых дверей уже стояло несколько человек.

Поезд круто повернул на восток и помчался прямо в зарю, которая с каждым километром разгоралась все ярче и шире. Но вот, когда восток раскалился докрасна, вдруг скрылось небо и кругом потемнело. Состав, запыхавшись от быстрого бега, нырнул в густую рощу, и громче прежнего засвистел пар, застучали колеса, как будто поезд силился поскорее вырваться на простор. Когда же глазам снова открылся горизонт, солнце уже сияло. И под ослепительным ливнем его лучей лежала без края богатырски широкогрудая земля.