Константин Губаревич - Анютина дорога

— Но главное, Прокоп, не в том,— вздохнул староста, постучав пальцами по газете.— В газетке пишут, что имение наше, куда собрали бесприютных сирот, надо, значит, переделать в детскую коммунию, открыть школу для всех; значит, и с нашего села детвора хлынет туда... Пришлют учителев-комиссаров, и, помянешь мое слово, коммунии не миновать... А ты и в лесу места не найдешь. Обложат, как волка...

— Ну и што присоветуешь робить?— помрачнел Прокоп.

— На мой ум — нельзя им дозволить корениться тут.

— А как же им не дозволишь?

— Припугнуть маленько.

— С кем? Ведь я, считай, один остался,

— Ты не один будешь,— успокоил староста.— В здешних деревнях есть недовольные, что уезд отдал панскую землю коммунии. Вот таких я подбодрю, кого словом, кого чаркой. И выйдут тебе на подмогу. Обещаю.

...Недалеко от панской усадьбы на поле кипит работа. Коммуна во главе со Степаном и Лукерьей взялась за вспашку под зябь.

Но на всю коммуну — единственная лошаденка. И никто из ребят не умеет обращаться с плугом.

Степан, ковыляя на одной ноге, тем не менее держит плуг ровно, и борозда получается у него прямая.

Несколько ребят идут рядом с плугом, учатся управлять им.

Время от времени Степан дает им поочередно в руки плуг, и борозда сразу теряет свою стройность.

Солдат терпеливо «поправляет огрехи». А время не терпит. Лукерья с ребятами вооружились еще мотыгами, лопатами. Быстро переворачивают землю под пахоту. Одним плугом не управишься.

Шаг за шагом расширяется площадь, поднятая под озимый сев. Где-то в соседнем селе давно уже и настойчиво звучит церковный набат.

От села через поле бежит мальчишка. Он спешит, запыхался...

— Дяденька,— подбежав, шепчет Степану, соблюдая предельную таинственность.— Тикайте скорее с поля!

— Почему?

— Вас бить будут!

— Кто?

— Я не знаю…

— А кто тебе сказал?

— Миколов Янка... А ему — Адаська... А ему еще кто-то. У нас все ребята уже знают... Послали меня к вам сказать... Говорят, бить и стрелять будут...

Недалеко от пахоты виднеются кустарники. В них трое с обрезами. С Прокопом во главе. Загоняют в магазинные коробки по обойме патронов...

— Не!— не соглашается Степан.— Не может того быть, каб в сирот стреляли... Никогда такого не было...

Степан прилаживает Анютке маленькое лукошко. Сам одевает через плечо значительно большее. В обоих лукошках лежат по нескольку горстей мелких полевых камешков.

— Теперь, Анютка, делай все, как я...— говорит Степан, встав с ней рядом в начале вспаханного поля.— Поучись сперва на камешках...— Он берет горсть камней. Анютка — тоже.

Все ребята напряженно следят за приготовлением к севу, Степан широко отвел в сторону руку и бросил камешки в землю. Анютка точь-в-точь повторила его движения. Степан ступил два шага и снова бросил горсть камешков, не спуская с Анютки глаз. Девочка повторила.

— Правильно,— похвалил Степан.

Вытряхнув оставшиеся камешки из лукошка Анютки, старый солдат осторожно и бережно насыпал туда семян.

— Ну, а теперь с богом!— благословил он посев девочки. Но прежде, чем начать, обернулся к детям.— Вот, ребятки... Первые зерна в землю бросит Анюта... Она их нашла у кулака, она и посеет их, чтобы на будущий год уродили большим и богатым урожаем... Сей, дочка!..

Но не успела девочка занести ручонку для броска, как из кустарников грянул залп... Просвистели пули... Залп — устрашающий,— поверх голов... Дети замерли.

— Откуда стреляют?— глухо и грозно спросил Степан.

— Вон оттуда!

— Из кустов!— закричали ребята, ринувшись вперед.

— Назад!— приказал Степан.— Ложись!— скомандовал всем.

Дети упали на землю.

Степан схватил мотыгу и направился в сторону кустарников.

— Степан! Не ходи туда!— крикнула ему вслед Лукерья.

— Атставить!— бросил в ответ солдат.— Я тут командую!..

...Дети лежат на вспаханной земле, прижатые грозным приказом Степана. Сам он, страшный в гневе, надвигается на кустарник с мотыгой наперевес.

— Меня стреляйте. Я не боюсь! В меня уже немец стрелял! Я жисть свою за сирот ложил, в окопах три года гнил! Мне нечего терять, окромя последней ноги!..

Среди бандитов замешательство. Все вопросительно смотрят на Прокопа: стрелять в калеку или что?

— Ну его к дьяволу! Не надо пока связываться!— махнул рукой Прокоп. И бандиты начали отползать, опасаясь сближения с разъяренным Степаном.

А тот ворвался в кусты, начал крошить мотыгой вокруг себя, ослепленный гневом и ненавистью.

Прокоп с бандитами отползал все дальше и дальше…