Константин Губаревич - Анютина дорога

Лукерья видела ее состояние... Пробравшись сторонкой к дому, она незаметно сняла Анютку с веранды и понесла на руках. Девочка не поняла сначала, в чем дело, пока не очутилась перед матерью, улыбающейся сквозь слезы...

И когда Анютка опомнилась от неожиданной радости, когда прошло первое волнение, она спросила наконец:

— Ты объявление прочитала?

— Потом прочитала. А до этого мне рассказали про газету...

— Мама, у меня братик есть...— похвалилась Анютка.

— Какой братик?— не поняла Ганна,

— Он маленький-маленький, все его били, а я заступилась, сказала, что он мой братик...

— А где же его мама?

— Он говорит, что не знает свою маму, а я ему сказала, что у нас одна мама и она скоро придет...

— Где же он?

— Я тебе сейчас покажу его!—Анютка сорвалась с материнских рук и нырнула в толпу» Через минуту она вела Тишку.

— Наша мама приехала...— с нескрываемой радостью сообщила девочка Тишке.— Вон она, смотри...— показала на мать.

Тишка остановился, стал всматриваться...

— Тиша?— удивилась мать, протягивая к нему руки. Тишка уже на руках у нее. Рассматривает ее лицо, глаза. Начинает улыбаться. Вспомнил, кто ему когда-то сунул в ручку сухарик... Наверное, признал ее матерью... Она такая ласковая…

...И снова длинный эшелон теплушек. На открытой платформе сидит Ганна с Анюткой и Тишкой... Народу в теплушках, на крыше, на платформах видимо-невидимо. Эшелон проходит знакомое место, где была бандитская засада. Анютка настороженно смотрит по сторонам.

— Мам, а еще не будут стрелять в нас?

— Нет, нет. Теперь можешь быть спокойна.

Эшелон уходит все дальше и дальше.

Тихая деревенская улица.

Тихая, потому что люди опасаются без особой надобности показываться на ней. Вдруг встретишься с пьяным полицаем Барабулей, и тот придерется. Или проезжий немецкий мотоциклист потребует при встрече принести ему молока либо сала...

Самые смелые на улице — дети.

Вот и сейчас несколько ребятишек мчатся наперегонки к небольшой деревенской площади...

А там уже собралась стайка дружков. Они расселись полукругом перед хлопчиком лет тринадцати. Он старательно выводит на своей скрипочке мелодию знакомой в те годы песенки из кинофильма «Путевка в жизнь» — «Позабыт, позаброшен...».

Ребята зачарованно слушают, не сводя с маленького музыканта глаз.

У ног скрипача разостлана заплечная торбочка с веревочными постромками. На ней: парочка огурцов, несколько картофелин, яйца, ломоть хлеба — скромная плата...

Мальчик кончил играть, вытирает взмокший лоб. А ребятам интересно узнать, кто он, откуда?

Видимо, уже не первый раз скрипач отвечал на подобные вопросы за время своих скитаний, и слушатели узнали, что зовут его Васильком, отца его перед самой войной забрали на военные сборы, мать поехала к нему в часть навестить, война застала ее там, и она не вернулась. Город, где жил Василек, начали бомбить, все из него бежали кто куда — и Василек следом. Только захватил с собой свою любимую скрипочку. Играть на ней научил его отец-музыкант.

И вот теперь ходит по селам, играет. А за это его кормят, иногда и на дорогу дают...

Василек начал было собираться, но ребята упросили сыграть еще что-нибудь.

На прощание он заиграл тоже знакомую перед войной мелодию песни «Любимый город».

Дети и на этот раз заслушались, не заметили, как подошёл и остановился за их спинами полицай Барабуля.

— Тебе кто разрешил пиликать?

Василек перестал играть, а ребята испуганно подались подальше от полицая.

— Брысь отселева, чтоб и духу твоего тут не было!..

— Дяденька...— кто-то из хлопчиков подал несмелый голос.

— Молчать!.. Советские песенки нравятся, да?! Ух вы, чертовы выродки!..