Константин Губаревич - Анютина дорога

Впереди — Лукерья. Сбоку ковыляет в такт песне Степан, тоже преображенный и подтянутый по случаю праздника и гордый ответственностью за строевой порядок. Время от времени он отсчитывает команду, когда строй теряет шаг.

Это — первая Октябрьская демонстрация в селе. И неудивительно, что на песню и маршевый проход коммунаров на улицу высыпали все от мала до велика. Дети, те сразу примкнули к праздничной колонне, влились в ритм маршевого шага... По сторонам двинулись парни и девушки... На груди многих из них вспыхнули красные бантики. За молодежью потянулись мужики, бабы. И они принарядились: на головах новые платки, фуражки, на ногах — новые лапти, а кое у кого — сапоги, ботинки. Свитки перемешались с поддевками и пиджаками.

На юных коммунаровцев смотрели с теплыми улыбками, любопытством и с каким-то взволнованным интересом: они принесли сегодня светлое и действительно праздничное чувство, дыхание великого дня... Да нет, это еще почти ничего общего не имело с сегодняшними праздничными демонстрациями на селе. Тогда люди просто высыпали на улицу, чтобы посмотреть на красное знамя в руках ребят, на транспарант с праздничным лозунгом, на маршевый шаг колонны,— ведь здесь такого никогда не было, это только-только засветилась маленькая зорька будущих торжеств, которые после отольются в многолетнюю форму революционных праздников народа.

Все будет потом, а сегодня люди вышли на улицу стихийно, первый раз, им просто любопытно, что же дальше. Колонна юных демонстрантов и сельчане остановились посреди деревни у взгорка. На него взошла Лукерья, осмотрелась кругом. Сейчас она особенно почувствовала — правильно сделала, что привела ребят в село...

— Мы думали у себя, в школе, устроить праздник,— начала она, обращаясь к народу,— но ведь это же наш, общий с вами, праздник!.. И мы пришли к вам, как к своим родным и близким, чтобы вместе, одним голосом, одним сердцем сказать друг другу: «Да здравствует первая годовщина Октябрьской революции!»

— Ура-а!— крикнули коммунаровцы единым духом и увлекли за собой всю толпу. Из нее тоже вырвалось нестройное, несколько еще стеснительное «ура», люди захлопали в ладоши, оживились...

— ...В трудную годину мы собрались сегодня на наш праздник, дорогие товарищи!.. Со всех сторон на нас бросились черные силы контрреволюции и мировой буржуазии, они льют кровь рабочих и крестьян. Но мы верим, что победим, и поэтому уже сегодня строим школы, строим новую жизнь, заботимся о детях, потому что они будут продолжать начатую нами революцию!

Неожиданный церковный набат вторгся в праздничное оживление улицы.

— Горим!— кто-то истошно крикнул в толпе сельчан, хотя над деревней нигде не было видно дыма.

Столб дыма подымался за деревней, над бывшим помещичьим имением, где находилась школа-коммуна...

Со взгорка Лукерья сразу заметила пожар.

— Коммуна горит!— крикнула она на всю улицу и ринулась вперед. И уже через поле, напрямик побежали коммунары, их стали обгонять парни, девушки, бабы, мужики с ведрами, топорами, баграми...

Самыми последними, стараясь не отстать, со слезами и плачем торопились Анютка и Тишка. Девочка, конечно, поспела бы за остальными, умчавшимися вперед, но нельзя же бросить перепуганного насмерть хлопчика, поминутно падающего и цепляющегося за нее…

Бежали люди на пожар и из других сел.

В кустах мелькнул Прокоп, убегавший в лес.

Горели пока деревянные пристройки усадьбы. При поджоге расчет был сделан на то, что разбушевавшийся огонь перекинется и на каменный дом, крытый гонтом. Но на крышу дома уже взобрались человек пять с ведрами и вениками и гасили тлеющий гонт... Остальные — взрослые и ребята, растаскивали горящие пристройки, заливали водой огонь.

В меру своих силенок помогали Анютка с Тишкой.

Деревянные пристройки почти сгорели, но дом отстояли.

И когда все было кончено, коммунаровцы выстроились на открытой веранде. В благодарность за помощь в беде дети запели столпившимся у веранды людям песню «Смело мы в бой пойдем». Коммунаровцы давали понять, что их дух не сломлен, праздник остался праздником, и ничто не помешало ему закончиться по-праздничному...

Анютка и Тишка, как самые маленькие, стояли впереди всех. Песни они не знали, но не хотели отставать и тянули невпопад. И никто не увидел, как к толпе незаметно подошла Лукерья, а за ней — Ганна.

— Вот она...— показала Лукерья на Анютку.

Но Ганна заметила дочь еще раньше. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не броситься к дочке и не закричать от радости...