Владимир Фалеев - Дом моей судьбы

Подруги видели, что девочка отличается непреклонной волей, самолюбива и душевно ранима. Они рассказали: однажды, когда задали на дом задачки, Юля легко решила их, но не позволила никому из своих близких, кроме одной подруги, переписать решение. Хотела отличиться и получила пятерку, как и та девочка, которая списала у нее решение. Опасаясь, что еще кто-то заглянет в тетрадь, Юля держала тетрадку подруги в своем портфеле! Вот какая она была упрямая. Летом, во время работы в колхозе, девочка влюбилась в сына директора школы — Романа Кореня. Мы не можем утверждать, что Роман совсем уж плохой парень, но это, конечно, избалованный отцовской любовью «жених», который не собирался жениться на Юле.

Узнав о ее беременности, он настаивал на аборте. Об этом свидетельствуют пометки в тетрадке и записки самому Ромке, которые она передавала через подругу. 20 июня она в дневнике писала: «Люблю тебя, Ромка! Никогда тебе не скажу об этом первая». А 23 августа уже: «Маски, маски, маски… Все скрытные, говорят не то, что думают. Неужели нельзя доверить себя никому?» 24 августа: «Меня охватывает отчаяние, что я прячусь с Ромкой, таю свои чувства. Мне стыдно и страшно, но я люблю его и готова на все».

«Все» — не было еще приговором себе. Это была лишь страсть. Но уже и признание себе, что беда началась. Да, девочка попала в двойной или даже в тройной стресс. Она влюбилась в Ромку, переступила порог запрета, забеременела, но друг не стал ее спасителем, он не умел и не хотел ринуться ей на помощь, объявить о том, что готов жениться. Во-вторых, сделав попытку вырваться в город, в больницу, девочка из-за безалаберного и малотолкового бригадира потеряла несколько телят, которые, оставшись без надзора, объелись зеленями в поле… В-третьих, оставшись вдвоем в лесу, в машине, Юлия повздорила с Романом и, видимо, случайно вытолкнула его из кабины. Как это получилось, установить трудно. Роман выпал из кабины, ушибся, может быть, немного симулировал потерю сознания, нескольких минут было достаточно, чтобы девочка в ужасе бросилась бежать в деревню. Самолюбие и страх не позволили ей исповедоваться во всем подругам, тетке или кому-то еще. Отчаяние, стрессовая ситуация, невроз и гибель…

Беда с Юлией — приговор застольной педагогике, годами убеждающей ребят складывать перед нею руки на столах, это крах теории пассивного послушания, «бесконфликтных детей», якобы «духовно богатых», «сознательных» в отличие от подвижных, инициативных, но «бездуховных» и «несознательных». Юлия жертва — «обучая, воспитывать… лишь на уроке». Эксперимент поставила жизнь. Для нас поучение: «Воспитывать нужно в поступках». Что ждет нас на этом беспокойном пути?

Хотелось побывать в Лесном, но от Москвы до сибирского поселка без малого две тысячи километров. Апрельское письмо Половникова разожгло мое любопытство: 9 мая, в День Победы, команда парашютистов-десятиклассников наметила покинуть самолет над родной школой. Мне доводилось видеть прыжки с парашютом опытных спортсменов — и групповые, и одиночные, и затяжные, с трюками, и на армейских учениях. Тут к спортивному действу готовились школьники! Тренировал их сам директор вместе с инструктором школы ДОСААФ.

Взял командировку в Томск, скорехонько завершил там свои дела и поездом выехал в Лесной. Снег уже согнало с полей, на них ползали, урча, тракторы; озера полны водой, разлившиеся реки закрыли луга, вступили в перелески, затапливали дома и даже улицы низинных поселков. Май озарял рощи, овраги, села, бросая в окно купе зеленый оптимизм весны, подмигивая с пригорков подснежниками, помахивая пушистым вербняком.

И вот поезд прибывает на станцию Лесная. Железнодорожный мост через реку, слева высокие горки опилок лесозавода, три железных трубы местной электростанции, вагоны, нагруженные пиломатериалом. Избы с огородами, куры в палисадниках, поленницы дров возле изгородей. На перроне в негустой толпе пассажиров и встречающих коренастой фигуры в гимнастерке и военных брюках не видно. Из Томска я отправил в школу телеграмму, надеялся, что меня встретят. Пунктуальный Александр мог в последний момент выскочить из-за угла здания вокзала. Однако не выскакивал. Оставшись на насыпи дороги после ушедшего поезда, я огляделся и заметил у штабеля шпал двух велосипедистов: один — длинный, тоненький, в клетчатой рубашке, мотал русой головой на худенькой шее, ища кого-то глазами, другой — крепыш, этакий гриб-боровик, в пиджачке, в фуражке; оба паренька держали возле себя велосипеды. Мое появление их обрадовало: