Юрий Рытхэу - Метательница гарпуна

Стояла такая прекрасная погода, была такая тишина, такой покой вокруг, что не верилось в реальность совсем недавно бушевавшей здесь пурги, свирепого ветра, обжигающего мороза.

Дорога, запомнившаяся осенней, нынче была совсем зимней. Лаврентьевская аэростанция утонула в снегу, на ней работали снегоочистители. Самолеты надели лыжи. Через залив со стороны Нунямского мыса шли цепочки нарт — ехали охотники, оленные люди.

Накануне весь вечер Маша провела у Спартака Пинеуна. Она привезла ему почти все имущество отца, в том числе большой радиокомбайн.

Сергей Иванович на прощанье не посмел спросить Машу, что же дальше будет с их совместным планом перестройки зверофермы. Видел, как тяжело переживает она смерть Андрея, и был тактично молчалив. Но на лице его Маша прочла этот немой вопрос и почему-то не смогла дать ответа. Неужели у нее самой еще нет твердого решения?

Да, теперь все у нее перемешалось, ничего нет ясного. Что сказать Петру Ходакову? Согласиться с любым его предложением? Можно быть уверенной, он подобрал по-настоящему интересную, достойную теперешнего ее положения работу. Вот только сама она не знает, как быть…

Командир самолета Володя Пины, передав управление второму пилоту, прошел в пассажирский салон, подсел к Марии.

— Обратно возвращаетесь? — спросил он.

Маша кивнула.

— Отдохнули?

Вроде бы отдыха не получилось, но Маша опять кивнула утвердительно. Хороший парень Володя Пины. Летает себе над Чукоткой и, наверное, счастлив. Был у Маши другой вот такой же знакомый — Юрий Анко, первый эскимосский поэт, первый летчик. Чем-то они оба похожи на Андрея Пинеуна.

На первый взгляд не очень много поэзии в этих строчках. Но здешние люди вообще немногословны. И уж если Анко сказал: «В родной Уназик все равно мы возвратиться захотим», — значит, очень дороги были ему этот берег, омываемый студеными волнами сурового моря, эти обрывистые скалы и маленькие яранги под ними. Из самой далекой дали видел Анко родной Уназик и всегда держал на него курс.

Маша впервые встретила Анко в Анадырском педучилище. Юрий пришел туда уже взрослым человеком, поработав слесарем на Анадырском рыбокомбинате. Потом он уехал учиться в Ленинградский пединститут, но вскоре перевелся оттуда в военное училище. Это был кратчайший путь к мечте — стать летчиком. Он все осуществил, к чему стремился, — стал летчиком, выпустил первую книжку стихов и, как сказал Андрей, погиб на пороге счастья…

И еще очень верно говорил Андрей: «Все мы дети первого ревкома, дети Тэвлянто, Отке, первых наших русских учителей. Пока мы будем помнить это, будет уверенность, будет настоящая цель в жизни и настоящая твердая земля под ногами…» Если всерьез посмотреть, то и у нее самой, и у Андрея Пинеуна, и у Юрия Анко, и Володи Пины вся жизнь была посвящена продолжению дел, начатых первым ревкомом — Тэвлянто, Отке, Скориком…

И совсем напрасно мы стесняемся порой говорить об этом вслух. Чем худо гордиться таким родством? Может быть, кричать об этом не стоит, но гордиться нужно.

…Володя Пины, как видно, понял, что Машу нынче не разговоришь. Он извинился и пошел к себе, в пилотскую кабину. Напоследок сказал:

— Сейчас будем садиться. Заправимся, возьмем почту — и прямым курсом на Анадырь.

Когда приземлились, Маша вышла из самолета. Володя звал пить чай, но она отказалась. Стояла возле деревянного здания и будто впервые присматривалась ко всему.

Высокие сопки красиво уходили в темнеющее небо. За заснеженной, застывшей бухтой гремел портовый поселок. Маша любила здешние крутые улицы, идущие лесенками вверх, их городскую щеголеватость.

Почему-то вдруг вспомнилась одна из поездок сюда. Всего только одна из многих десятков. Она шла к самолету через пустырь, на котором паслись коровы, и в ушах назойливо звенела песенка Раджа Капура из кинофильма «Бродяга». Когда же это было? Неужели прошло так много лет? За это время почти вся Африка стала независимой, прекратилась война в Корее, вспыхнула война в Индокитае…

Маша шла вон там, под теми радиомачтами, остерегаясь коров, и опоздала на самолет, улетавший в Чукотский район.

«Не опоздать бы и сегодня», — с тревогой подумала она и инстинктивно посмотрела на темнеющее небо. Но тут же подосадовала на себя: «Забыла, что Анадырь принимает теперь самолеты круглые сутки».