Арон Эрлих - Молодые люди

— Я знал, что так оно и будет! Милая Наташа! — он подхватил ее под руку, крепко прижал к себе ее локоть. — Гора у меня с плеч… Все гадкое с души вон!.. Мир прекрасен, Наташа, несмотря ни на что… Ну, почему вы смотрите на меня с таким изумлением? Вы ничего не понимаете? — рассмеялся Толя. — Дело в том, что есть у меня один поверенный — колдун, мой тайный и самый верный друг… Ах, Наташенька, какой это богатый и щедрый друг! Он у меня один, но у него много имен. Сегодня его зовут Рахманинов, в другой раз он может быть Бетховеном, Бахом, Глинкой, Мусоргским или Шостаковичем…

Теперь Наташа могла понять хоть что-нибудь, хоть самую малость, и она удовольствовалась этой крупинкой, не стала расспрашивать, что за беда такая точила Толю раньше, о каких тайных гадостях, оскорблявших его душу, говорил он. Она сочувственно улыбнулась ему, заглянула в лицо ласково, но немножечко и ревниво, со смутным, где-то в бесконечной глубине затаенным упреком. Она высвободила свою руку, но затем лишь, чтобы поменяться ролями, — крепко и заботливо подхватила она Толю под локоть, оберегая от толчков в толпе, стараясь, чтобы не расплескалось в нем ни капельки той драгоценной и лишь избранным доступной силы, о которой он только что говорил.

Но как так — единственный у него друг со множественным именем? А она, Наташа? Ее он не берет в счет?

И тут вдруг она увидела за множеством движущихся голов, меж двумя мощными мраморными колоннами, облитыми светом и источающими в ответ из гладких недр своих холодный блеск, Сашу. Да, Саша Румянцев, высокий, стройный, стоял там, вызывая к себе общее внимание. Вот тебе на! Сашка здесь? И Сашку принесло на концерт ни с того ни с сего?

Она повлекла ничего не понимающего и легонько упирающегося Толю за собой через все фойе, наперерез гуляющей толпе.

— Здравствуй! — добежав к своему партнеру, радостно вскрикнула она. — Ты откуда взялся?

Саша стоял выпрямившись, с высокомерной усмешкой поглядывая куда-то поверх Толиной головы.

— Из дому, конечно, — ответил он.

— Толя, познакомьтесь, — продолжала девушка, — это мой товарищ Румянцев Саша… то есть Александр Леонидович, — поправилась она, — заслуженный артист… А это Толя Скворцов, студент.

Чуть-чуть склонив голову, Румянцев пожал руку новому знакомому, по-прежнему не удостоив его взглядом.

— Ты один или с женой?

— Один. Душно как… Посещать сейчас концерты… Любительское это дело!

Оживленные праздничные лица вокруг слишком противоречили такому замечанию, но Румянцев, не посчитавшись с этим, тут же перешел от предпосылки к выводу.

— Мне думается, — сказал он, — поехать сейчас ужинать куда-нибудь, на крышу «Праги» например, много разумнее, чем слушать музыку… А?.. Наташа!.. И вы, товарищ студент… Как ваше мнение?

Наташа засмеялась, ответила, что это дело вкуса и привычек, а «товарищ студент» молча, но с выражением презрительного участия к людям, способным хотя бы в шутку делать подобные кощунственные сопоставления, пожал плечами.

— Ну, Наташа, решай! — сказал Румянцев.

Она снова взяла Толю под руку и прижалась к нему, подчеркивая тем самым, что выбор свой делает без малейшего колебания.

— Жаль! — Румянцев глянул на свои часы, потом поклонился и быстрым шагом направился к лестнице.

Наташа вернулась домой в пятом часу утра. Она торопливо раздевалась, бегала в халатике в ванную умываться ко сну, укладывалась в постель, — все под сердитое ворчание бабушки: о чем она только думает; днем чужим мужьям спину массирует, а по ночам шляется неизвестно где и неизвестно с кем, бесстыдница; шестой час, а ей уже в половине десятого в класс на тренировку, а после весь день работать, как проклятой… Где ж она сил наберется, если такую моду завела?

Ой, как на этот раз права была бабушка!

Будильник над самым ухом отщелкивал секунду за секундой, а сна ни в одном глазу. Ворочалась Наташа в постели и так и этак, то подожмет колени, изогнется калачиком, то вытянется всем телом, крепко обняв подушку обеими руками, — все напрасно. Шесть миновало, пошел седьмой час утра, солнце ударило в левое окошко, и под его лучами весело поблескивал рояль красного полированного дерева с узорами по бортам из тончайших бронзовых полосок… А-а-а, да уж все равно спать поздно! И только ради бабушки, уже начавшей за перегородкой свои утренние хлопоты, Наташа притворилась спящей, а на самом деле со счастливой покорностью отдалась размышлениям обо всем, что было в минувшую ночь.