Арон Эрлих - Молодые люди

Спектакль уже окончился. Вновь и вновь выбегают на вызовы публики Мария, Зарема, Гирей. За кулисами стоит вместе с другими артистами Румянцев. Здесь и Полина Ивановна Суханова. Но он ничего не сказал ей.

Слышны крики из зала: «Субботина!.. Субботина!.. Лебедев!.. Субботина!»

И опять, нащупывая складки тяжелого занавеса, выбегают к невидимой теперь из-за кулис рампе Мария и Гирей.

Аплодисменты и крики постепенно стихают. Рабочие начинают разбирать декорации. Вот Наташа идет медленно через сцену, вдруг усталая, обессиленная. Примериваясь к направлению ее шагов, Румянцев переходит к третьей кулисе, чтобы перехватить ее в пути. На лице у нее слабая, блаженная, забывшаяся улыбка. «Наташа!» — зовет он. Она не слышит. «Наташа!» — громче повторяет он. Она как будто очнулась, смотрит на него с удивлением — и бежит прочь, бежит мимо него, на площадку кулис и дальше, дальше, вверх по узеньким железным ступенькам лестницы…

Шел апрель, а «дело четверки» все откладывалось. Не только партийные организации университета, но и райком, и даже МК партии запрашивали об этом деле, озабоченно вникали в общие умонастроения студенческой молодежи. Словосочетание «Нюмбо-юмбо», некогда возникшее в маленькой группе близко связанных между собою товарищей, распространялось все шире, вышло за пределы университета.

Материалы по делу о четверке с биофака приводили в связь с некоторыми тревожными происшествиями на других факультетах.

Несмотря на все это, парторганизация сдерживала комсомол от порывистых и чересчур радикальных действий. Толе Скворцову и его товарищам по комсомолу рекомендовали сдержанность, осмотрительность, осторожность: легче легкого — собраться и «проработать» четверку изобличенных, всыпать им по заслугам и разойтись. Не кары, не наказания разных степеней заботили старших, умудренных опытом товарищей, а способы и средства перевоспитания, главным образом терпеливого убеждения и сложного обращения той части молодых сил, что отбилась в сторону. Коммунисты наставляли комсомол, что не в формальных «оргвыводах» должна заключаться главная задача, а в создании такого умонастроения студенческой среды, такого общественного мнения, чтобы «нюмбо-юмбо» — это демонстративное уклонение в варварство, это трусливое бегство от высокой и трудной жизни в облегченное и низменное существование — стало предметом общего посмешища.

Так говорили и настаивали коммунисты, и это потребовало от Толи и его товарищей по комсомолу дополнительной, сложной и долгой подготовки к собранию.

Обнажившаяся всюду земля тепло дышала. В игре света и теней, в едва уловимых запахах, в маслянистом сверкании под солнцем еще голых, распростертых ветвей угадывались незримые, но уже готовые к бурному движению весенние соки природы.

Вероника до сих пор все еще не осуществила своего намерения — встретиться с особой целью еще раз с Ивановским. А хотелось, очень хотелось.

Однажды, по окончании занятий, она задержалась возле цветочного киоска, соблазнившись первыми, доставленными с юга, цветами. Прикрепляя английской булавкой к лацкану весеннего пальто маленькую веточку мимозы, она беспричинно улыбалась, оглядывая мимо идущих товарищей, прислушиваясь к особенному, чистому и звонкому звучанию голосов, смеха, ей казалось, свойственному людям лишь в самые ранние, самые первые дни весны.

Среди других студентов мимо Вероники прошли Ивановский и Бочарова. Сама не зная, почему и зачем, она вдруг окликнула:

— Олег!

Кажется, он не расслышал. А Галя оглянулась, потом направилась к ней, вопросительно вытянув острую, лисью мордочку.

— Что тебе, Ника?

— Ничего.

— Но ты же позвала сейчас?

— Олега!.. Не тебя. Слушай… если я вас сейчас разлучу?.. А?.. Мне надо, Галя. Не сердись.

Тут нехотя, вразвалку, приблизился и он — в коротком пальто из серого габардина с ремешком у ворота, в серой крупноклетчатой кепке, в желтых ботинках на каучуке.

— Зачем опять? — защищалась Галя. — Ты сама говорила, что следовательские твои занятия окончены.

— К сожалению, кое-что надо уточнить… Как хотите, Олег, сейчас или в другой раз?.. Если вы почему-либо не располагаете временем… Пожалуйста, решайте сами.

— «Пожалуйста! Пожалуйста!» — как сказал попугай, когда его тащили за хвост из клетки, — рассмеявшись, ответил Ивановский.

— А ну вас!.. — и Галя сердитым, быстрым шагом, виляя боками, пошла к автобусной остановке одна.