Арон Эрлих - Молодые люди

Пили кофе, разговор за столом перебросился к иным темам, но вскоре Степан Аркадьевич опять, но уже вздыхая, уже с печальным выражением лица произнес:

— Да-а-а… Вон оно как, Машенька!.. Слышишь?

Мария Федоровна грустно улыбнулась, неопределенно покачав завитой, удивительно белой, как будто даже сверкающей головой.

— Дело, конечно, молодое, все еще перемелется… — Мешая ложечкой в чашке, профессор задумался и потом забормотал уже как бы сам с собою тихим, почти неслышным голосом: — Но обидно… Ах, до чего обидно! Все сделано… Государственные условия созданы. Учитесь, работайте, дерзайте, добывайте счастье в свободном труде!.. А находятся молодые люди… Конечно, одумаются они! Раньше или позже непременно одумаются — и тогда горько пожалеют о своих лучших годах, так безрассудно растраченных…

Вероника, слушая, смотрела на профессора жадными, блестящими глазами. Она следила не только за каждым его словом, но и за малейшими изменениями в его лице, даже за едва приметными шевелениями усов.

Позже, возвращаясь вместе с Толей в профессорской машине домой, она шептала ему в самое ухо, чтобы шофер не слышал:

— Вот это человек — Степан Аркадьевич!.. Вот культура так культура!..

Она восхищалась всем решительно, — даже в грубоватом, нарочито разыгранном добродушии, с каким он пригласил ее заодно с Толей к себе домой, видела она его удивительный такт, признак особо тонкой любезности.

— А за столом как он держался! Заметил? Кажется, и сейчас еще слышу и вижу… Холеные усы шевелятся, и из-под усов выкатываются такие круглые, веские, упругие слова: «горь-ко», «без-рас-суд-но»… Заметил?

Дома Толя нашел полученную по почте от Наташи записку вместе с билетом на спектакль «Бахчисарайский фонтан». Наташа писала коротко и торопливо: опять она занята по горло, но и счастлива очень. В четверг — танцует Марию… На этот раз ей удалось достать для Толи отличный билет, в четвертый ряд партера… После спектакля пусть он ждет ее на обычном месте у артистического подъезда…

В четверг! Послезавтра!.. В эти оставшиеся два дня Толя всюду по городу искал афиши Большого театра. Случалось, он шел с товарищами по одной стороне улицы, а щит со всевозможными афишами попадался на противоположной стороне, — и он непременно хоть на две минуты, хоть на одну-единственную отбивался от компании, перебегал с тротуара на тротуар — только бы поглядеть еще раз на список действующих лиц и исполнителей: «Мария — Н. Субботина».

Товарищи спрашивали не раз — куда его носит, что он там высматривает? Толя отвечал: «Да так… цирковую программу смотрю. Кто нынче у ковра — Карандаш или Олег Попов?»

В четверг, с приближением вечера, он надел свой синий костюм. Было еще очень рано. Мать не вернулась с фабрики, сестры только часа полтора назад ушли в школу, во вторую свою смену. Толя оставался один в комнате и мысленно положил себе отсидеть здесь ровно до половины седьмого, а там — не торопясь, пешком отправиться через Каменный мост, потом мимо Александровского сада в густом снегу, с бесчисленными вороньими ночлежками, к площади Свердлова… Он точно поспеет к тому сроку, когда откроются двери театра и начнут съезжаться зрители.

Праздник впереди, праздник позади. Невольно в эти долгие минуты одиночного выжидания Толя предался размышлениям о праздниках-наградах. Вечер у профессора Лунева, долгая товарищеская беседа с этим знаменитым ученым — это ли не праздник? А сегодня в семь тридцать вечера раздвинется тяжелый занавес, по которому золотом и серебром вытканы цифры 1789, 1830, 1848, 1871, 1905, 1917 — навеки памятные даты революционной борьбы за освобождение человечества, — и на сцене всесветно знаменитого театра Наташа выступит в своей первой большой роли. Оба эти праздника, вчерашний и нынешний, — заслуженная награда за труд, за любовь к труду.

Толя дождался, когда стрелки часов коснулись точно половины седьмого, и вышел из дому. Был тихий зимний вечер в огнях. Ощущение праздника во много раз усилилось, когда Толя оказался в креслах четвертого ряда среди стольких нарядных зрителей и в оркестре начался разноголосый, беспорядочный, но всегда возбуждающий шум настраиваемых инструментов.

Оглядевшись, он заметил в крайней справа ложе, над самым просцениумом, много известных артистов театра, среди них Троян, Суханову, Сатрапа… Все они здесь, и даже… даже Румянцев здесь! Выходит, нынче ожидается спектакль, интересный не только для Наташи и ее близких друзей. Толя не знал — не мог знать, — что внутри Большого театра есть свои неписаные законы: ввод новой главной исполнительницы в старый спектакль — событие для труппы огромной важности, почти равное премьере.