Георгий Шилин - Прокаженные

- Ох, батюшка, — послышался ее обеспокоенный голос, — мне ли думать о том, мой дорогой? Поди, одной ногой уже там… Мне-то, поди, и осталось только радоваться… как другие…

- Вот и плохо, очень плохо, — укоризненно сказал он. — Оттого-то, батенька, и упрямится твоя проказница, что ты верить не хочешь. А если б захотела, да так, чтоб во сне и наяву видела и каждое утро поджидала — не удалилась ли она, не выздоровела ли, дескать, сегодня, то, может быть…

- Куда мне, батюшка! — вздохнула она.

Несколько человек засмеялись.

- Ну, ладно, — продолжал Туркеев шутливо, — если сама не хочешь, тогда постараемся мы…

- И трудиться даже не надо, батюшка… Все равно ничего не выйдет. Мне уж пора туда, где все будут — и здоровые, и больные, — махнула она рукой.

- Ишь ты, — погрозил ей пальцем Туркеев, — сама «туда» собирается, а спроси по совести — так еще двести лет захочет прожить?

В зале снова засмеялись, на этот раз громче, оживленнее.

Феклушка смутилась, умолкла.

- Еще раз желаю вам, товарищи, всем полного счастья… Порадуйтесь, повеселитесь сегодня, а завтра опять с новой силой примемся за работу. Ну, а теперь — пьеса, — поклонился он под дружные аплодисменты и сошел со сцены в зрительный зал.

Занавес раздвинулся, глазам зрителей представилась уютная комната, в дверь которой кто-то стучал. Сидя на кровати, молодая женщина нервничала, прислушивалась к стуку. Из-под кровати чуть высовывались ноги, обутые в мужские сапоги. Водевиль носил название "Простодушный муж".

Содержание пьески сводилось к тому, как ловко обманула хитрая жена простодушного, глуповатого мужа. Но главное было не в пьесе, а в актерах.

Играли всего три человека: Людмила Книжникова — в роли жены, Иван Иваныч Разуев — в роли мужа и Кондратий Терехов — в роли "хорошего знакомого" жены.

Все три роли проведены были так хорошо, с таким веселым подъемом, что зал то и дело сотрясался от хохота и рукоплесканий. Даже Сергей Павлович смеялся, а Семен Андреевич громко хохотал на весь зал, не обращая внимания на строгие замечания Лили — держать себя «прилично». Даже Феклушка — и та изобразила на изуродованном своем лице подобие улыбки. Словом, Сабуров, сидевший во время спектакля в суфлерской будке, поработал на славу, создав хоть пустенький, но веселый спектакль.

Но вот Петя сел за рояль, пробежал пальцами по клавишам. Ромка Козлов с необычайно серьезным видом посмотрел на зал, откинул пышные темные волосы, поднял руку. Оркестр грянул марш.

Час концертного отделения пролетел, как минута. Публика была в восторге. Целый ряд вещей оркестр повторил на «бис». Кланяясь с достоинством настоящего маэстро, Козлов казался торжествующим победителем.

Концерт кончился "Маршем Буденного". Тут же зазвонили на ужин. Все, довольные, шумной толпой отправились в сарай.

Стол для здоровых накрыли там же, только поодаль от стола больных. Оба стола были совершенно одинаковы и ничем не отличались один от другого — ни скатертями ни цветами, ни приборами, ни посудой, ни меню. Работали исключительно здоровые подавальщицы. Одетые в белоснежные халаты, с бутоньерками, приколотыми на груди, — тоже мысль Туркеева, — они выглядели настоящими именинницами.

Во время ужина поздравляли новобрачных, желали им счастья, вспоминали выздоровевших, было произнесено несколько речей. Говорили Сабуров, Вера Максимовна, Катерина Александровна и Протасов. Кто-то в шутку подбил даже Макарьевну произнести речь. Но у нее ничего не получилось. Сидя, она окинула тусклыми старческими глазами присутствующих и расплакалась от охватившего ее волнения. "Спасибо, милые… Спасибо, отцы родные…"- только и вырвалось у нее, и тут же она принялась вытирать слезы.

Доктор Туркеев сидел рядом с Лилей и Семеном Андреевичем. Он все время ожидал, что Орешников не утерпит и произнесет речь. Но Семен Андреевич молчал.

Ужин проходил весело, но окончательно он был оживлен внезапным эпизодом.

Сидевшая за здоровым столом Оля Земскова, украшенная цветами, эффектная, красивая, выпив бокал вина за здоровье новобрачных, вдруг поднялась и, подойдя к больному столу, где сидел Земсков, попросила подвинуться. Молча сев рядом с мужем, она обняла его, поцеловала.

Много месяцев подряд она не показывалась на больном дворе, заявив официально доктору Туркееву, что Земсков "больше не муж" ей. Все знали, как Земсков страдал от разлуки с женой, стремясь хоть украдкой, хоть издали видеть ее, но не смел показаться на глаза. Всем он часто говорил, как бы оправдываясь: