Так и ушел, по-видимому, совершенно убежденный, что Туркеев ошибся или не захотел почему-то принять его, хотя у него самая доподлинная и «натуральная» проказа. Ведь все ему говорили: ты прокаженный… Где ж ошибка? Кто ошибается?
О Голубкове скоро забыли. Но ровно через год он явился опять. Пришел прямо в кабинет Туркеева, озадачив Веру Максимовну, зашедшую как раз по делам к Сергею Павловичу. Ей бросилось в глаза странное выражение лица Голубкова. Оно сияло.
- А-а, старый знакомый, — увидел его Туркеев. — Ну, как твоя проказница?
Рад, рад видеть тебя таким молодцом…
- Спасибо, — многозначительно сказал Голубков и полез в мешок, который он снял со спины, достал оттуда два чрезвычайно красивых деревянных графинчика палехской работы, деловито поставил на стол, сказал:
- Это вам.
- Постой… Что это такое? — удивился Туркеев.
- Это вам в подарок. От меня. Извольте принять.
- За что же? — широко раскрыл глаза Сергей Павлович, уставясь на него с величайшим удивлением.
- А вот сейчас и расскажу, — весь сияя, сказал он, завязывая мешок.
- Странно, — пробормотал Туркеев, ничего не понимая.
- И даже очень, — отозвался Голубков, вытирая платком вспотевший лоб. — Ведь вот, доктор, как сказали вы, так и вышло, чума его побери! Все в один голос твердили, будто я прокаженный. И сколько по врачам бегал — все одно и одно: прокаженный, и кончено! А вы сказали — так и вышло: нет ее! Вот штука какая! Да и откуда она могла взяться, ежели в жизни своей я краем глаза даже не видел ни одного такого человека? Зря болтали и сам зря поверил, слушая всех. С перепугу сам поверил — вот как бывает! А вы не побоялись и пошли один на всех, за меня.
- Да никуда я не ходил! — махнул рукой Туркеев, рассматривая графинчики.
- Как же не ходили! Пошли, — уставился он на него. — Ведь по-вашему вышло. Горько стало, когда вы прогнали меня, — продолжал он. — Потому что уж больно тот двор ваш понравился мне. Куда ж, думаю, теперь подаваться?..
Ошибается, думаю, доктор, — виновато улыбнулся он Туркееву, — как есть, думаю, ошибается! И задумал я тогда обратиться к одному профессору — приезжал такой профессор в город. Как скажет он, думаю, так тому и быть. Трое суток поджидал. Пришел к нему, добился. Маленький такой, в потертом пиджачке, сивенький, сухонькое лицо — даже на профессора не похож. Смотрел, смотрел он на меня, вот так же, как вы тогда, вертел со всех концов, взял из язв что полагается. А на другой день, точь-в-точь как вы, и объявил: забудь, говорит, даже и думать про проказу. У тебя другая болезнь. Наверное, говорит, от простуды — это бывает. Она не заразная и пройдет. Попробуй хорошенько попариться да пропотеть. Ну, думаю, ладно! В баню так в баню! — вроде как зло разобрало на всех: пойду, дескать, в баню, в самую обчественную. А перед тем еще у трех докторей побывал — дескать, как они врать станут? И они в один голос: нет ее у тебя… Так и говорят. Если профессор сказал, — значит, успокойся. А какой тут покой! Сердце так и горит от досады. Врете, думаю, теперь я должен сам поверить, а ежели вы говорите, то потому, что стыдно профессору перечить… Никому не поверил бы, даже вам, доктор, если бы не баня. Вода в той бане такая или профессор правду сказал — не знаю, только принялись язвы мои присыхать одна за другой. Смотрите, ничего не осталось! Целый год. Теперь-то я знаю: не она была, а простуда, как есть, — заключил он торжественно. — Новая жизнь началась, доктор! Больше не прокаженный я! Ведь теперь-то никто и ниоткуда не прогонит, чума его забери! Ух, доктор, и спасибо же вам! Как из могилы подняли. Нате, — с необыкновенным восторгом принялся он снимать рубашку. — Посмотрите! Целый год собирался к вам в гости, поблагодарить. Пойду, думаю непременно пойду к тому доктору… Ведь он душу спас… И вот, пришел… Вы уж извините, посмотрите…
Доктор Туркеев слушал его, как слушают лепет ребенка. А тот, обнажив тело до пояса, стоял к Сергею Павловичу спиной, то и дело покручивая головой — дескать, "вот теперь я какой".
- А насчет игрушечек, доктор, вышла такая история, — продолжал Голубков. — Видел я у того профессора такие же вот точно — и запали они мне в голову. Один раз иду по базару, смотрю — продает мужик их. Ну, взял.
Понравятся, думаю, моему доктору. Он, поди, не хуже профессора.
Но доктор Туркеев уже не слушал Голубкова. Наклонясь к его спине, он шарил по ней очками, что-то ощупывая рукой. Но вот очки остановились на Вере Максимовне. Улыбка, с которой Сергей Павлович все время слушал этого воскресшего человека, внезапно исчезла. Он помрачнел, снял очки, протер их и медленно приблизил глаза к спине Голубкова. Потом опять отвернулся и опять посмотрел на Веру Максимовну: "Прошу убедиться", — говорили его глаза.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу