Лев Экономов: Перехватчики

Поскребышев был командиром эскадрильи, в которой еще не было всепогодных истребителей-перехватчиков. Он отслужил положенный срок, а для переучивания на новые машины был уже стар.

— Кто же на их место? — спросил у Истомина Приходько.

— Из соседнего полка, расформированного по постановлению о сокращении вооруженных сил.

Вот оно как! Чего уж греха таить, некоторые офицеры отнеслись к этому постановлению не с таким энтузиазмом, с каким солдаты относятся к указам о демобилизации очередных старших возрастов. Для офицера уйти из армии — это в большинстве случаев оставить любимое дело, которому он, может быть, отдал всю свою жизнь, это начать жизнь сначала. Нет, не всегда легко человеку в зрелые годы, с установившимися привычками найти себе работу по сердцу.

Даже я, еще очень молодой офицер, с какой-то внутренней боязнью читал в газетах постановление об очередном сокращении вооруженных сил.

Да нет, меня не уволят из армии. Перехватчики долго будут нужны. По крайней мере до тех пор, пока вражеские армии будут вооружены бомбардировщиками.

Я одобрял постановление о сокращении вооруженных сил и понимал, какое значение оно имеет для нашего народного хозяйства, но я, если уж говорить начистоту, не хотел бы расставаться с делом, которому служил, без которого и жизни своей не мыслю.

— Простину и Шатунову, — сказал вошедший в столовую фельдъегерь. Мы взяли письма и расписались в его журнале.

Товарищи смотрели на нас с нетерпеливым любопытством.

Я посмотрел конверт на свет и оторвал узенькую полоску.

Письмо было напечатано на бланке авиационной испытательной станции в М-ске, где мы получали свои первые реактивные самолеты, где работал летчиком-испытателем майор Яшкин.

«Уважаемый товарищ Простим, — прочитал я. — Мы с большим интересом ознакомились с Вашим письмом в Академию наук СССР, копия которого опубликована была в печати. Подобных писем поступает немало от самых различных лиц нашей Родины. Всех их роднит одно — искреннее желание помочь нашим ученым быстрее осуществить вековую мечту человечества — покорить космическое пространство.

Учитывая вашу физическую и техническую подготовленность, ваш опыт полетов на новейшей технике и, наконец, ваше желание, мы предлагаем Вам и старшему лейтенанту Шатунову принять участие в испытании самолетов при нашем конструкторском бюро в качестве летчиков-испытателей.

Если Вы согласны, просим незамедлительно сообщить нам об этом.

Жму руку…» (И дальше стояла подпись известного всей стране генерального конструктора.)

Я еще раз прочитал письмо, чувствуя, как гулко заколотилось сердце (ему точно тесно стало, и оно хотело вырваться наружу, распирало грудь), как пьянею от счастья, как лицо заливает горячая краска, потом посмотрел на Шатунова. Он сидел, прислонившись к стенке, и думал о чем-то. На лице Михаила блуждала тихая улыбка.

— Значит, решил? — спросил я его.

— Так же, как и ты, — ответил он. Наши письма заходили из рук в руки. Товарищи качали головами, а те, кто уже прочитали их, с легкойзавистью подтрунивали над нами, упрекали нас в том, что мы изменили Войскам ПВО.

— Вот летчикам-испытателям в первую очередь, — говорил Лобанов подавальщице, принесшей на подносе тарелки с супом. — Им сейчас в космический рейс.

Может быть, он тоже завидовал нам, у него почему-то немного дрожали губы.

— Авиация забирается выше, и наша и наших врагов, — сказал Шатунов. — А пока существуют враги, нужны будут и военные перехватчики, только уже для других высот. Мы не изменим делу, которому служим сейчас. — Это прозвучало как клятва.

— Прекратить разговоры! — скомандовала подавальщица. — Ложки в руки и за работу. Да поживее.

Стрелять по мишени вылетело сразу трое: я, Лобанов и Шатунов.

Сопровождал нас на двухместном истребителе Чесноков. Все было как когда-то в военном училище, когда Чесноков учил нас летать строем. Но теперь мы должны были не просто показать ему, что умеем держать дистанцию и интервал, а обнаружить бомбардировщик и сбить выпущенную с него мишень.

Носитель цели вылетел, когда мы еще завтракали, и теперь должен был уже набрать заданную высоту.

Шатунов первый увидел его в лучах солнца и доложил об этом сопроводителю. Чесноков, убедившись, что мы тоже видим бомбардировщика с прицепленной к низу мишенью, велел нам перестроиться в вытянутый пеленг. Теперь я оказался впереди всех. За мной с правой стороны летел Лобанов, а за ним и тоже справа — Шатунов. Я знал, о чем они думали, хотя, быть может, они ни за что не признались бы в этом.