— Вы не пугайтесь этого, — говорил нам Чесноков. — А то один переменник чуть было не поседел и уже хотел катапультироваться.
…Снаряды все-таки ушли вперед, я вижу их по трассирующей массе, которая горит в хвостовой части. Теперь они идут по лучу от прицельной антенны. Я делаю плавные отвороты сначала в одну сторону, потом в другую, и снаряды впереди самолета тоже поворачиваются.
Это кажется мне каким-то волшебством, хотя я знаю, что волшебного здесь ничего нет.
Проходит десять секунд. За это время я успеваю сделать три отворота.
Потом снаряды взрываются.
— Только не забывайте вовремя выключать антенну, — сказал нам Чесноков. — Иначе снаряды не будут иметь дорожки и упадут вниз. У нас нередко бывают такие случаи.
Мы слушали Чеснокова раскрыв рот, сгорая от нетерпения скорее все это испытать не мысленно, а наяву.
— Потом вам придется выполнить полет на имитацию стрельбы, — продолжал Чесноков. — Ну это дело не очень сложное. Подниметесь звеном и будете поочередно отрабатывать маневр и атаку по двухместному истребителю. Инструкторы с этих истребителей будут давать вам замечания, командовать, когда отстать, когда подойти поближе, когда атаковать. Нужно, чтобы у вас выработался хороший глазомер.
Дав нам несколько напутствий, Чесноков извинился и ушел к своему самолету.
— Мы еще не раз увидимся, — крикнул он уже на ходу. — А то как бы не прозевать. — И указал на выруливающий на взлетную полосу бомбардировщик. Под фюзеляжем у него висели две мишени.
Бомбардировщик взлетел, и на аэродроме снова стало тихо. Бетонная полоса по-прежнему дышала жаром, как огромная плита, — за ней даже трудно было что-либо рассмотреть. Запланированные на воздушные стрельбы летчики разошлись по своим истребителям. Им не терпелось скорее выполнить зачетное упражнение и уехать из пустыни. Но до взлета перехватчиков было еще далеко, потому что тяжело нагруженному бомбардировщику требовалось не меньше двух часов для набора высоты, необходимой для пуска радиоуправляемых мишеней. Между тем время близилось к обеду. Я совсем изжарился на солнце, во рту пересохло и так пекло, что казалось: возьми в рот воды — она тотчас же закипит. Лобанов разбудил спавшего в автобусе шофера, и мы поехали в городок.
В гостинице нас ждали журналы, газеты и письма из дому. Мы читали их уже в столовой, куда приходили обычно раньше всех, «на первый черпачок», как менее занятые, и располагались словно дома: вешали на спинки стульев галстуки, наполняли квасом стаканы и тихонько потягивали его.
Самое большое удовольствие нам доставляли отклики из-за рубежа на запуск в СССР третьего искусственного спутника.
Читая их, мы проникались большой гордостью за наших ученых, за нашу советскую науку и технику.
— Да, печальные дни переживают господа капиталисты, — начинал Лобанов.
Завязывался оживленный разговор. Истомин то и дело призывал нас к порядку.
— Что за манера говорить всем сразу! — ворчал он. — Вы не в американском парламенте.
На этот раз письма были только командиру эскадрильи, и летчики смотрели на него с нескрываемой завистью.
А капитан хмурился, снова возвращался к прочитанному, — видно, что-то было там такое, что не могло не волновать.
Отдельные места из писем мы частенько читали вслух или пересказывали, так что знали друг о друге почти всю подноготную, но капитан откровенностью не отличался, и мы не надеялись, что он нам что-то поведает. А он вдруг отложил письмо в сторону и посмотрел на нас всех сразу:
— А вы знаете, товарищи, в полку есть изменения. Летчики оторвали взгляд от газет, поставили на стол стаканы с теплым кисловатым квасом.
— Подполковника Семенихина взяли в дивизию, — продолжал. Истомин. — Теперь он начальник политотдела. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
— Жалко старика, — вздохнул Лобанов, хотя ему больше всех доставалось «на орехи» именно от Семенихина. — А кто же на его место?
— Секретарь партбюро Федоров.
— Летчик?!
— Да, летчик. Теперь крен идет на то, чтобы заместителями по политической части были только летчики. По-моему, это правильно. А вот вам и еще новость. Майор Галимов и капитан Поскребышев уволены в запас. А вместе с ними несколько техников. Их фамилий жена не написала.
— Галимову давно пора на пенсию, — заметил с усмешкой Лобанов. Истомин посмотрел на него в упор, но ничего не сказал, — видимо, в душе он был согласен со старшим лейтенантом. Ну а мы и подавно согласны. Как один из заместителей командира по летной части Галимов относился к делу по-казенному, летал слишком осторожно, «блинчиком», как говорят летчики, и требовал того же от других. Летать с ним было нудно.
Читать дальше