Лев Экономов: Перехватчики

Поезд пришел поздно вечером. На маленькой засыпанной снегом площади нас ждал автобус.

— Все? — спросил шофер, не оборачиваясь, и завел мотор.

Лейтенант Лобанов с темными выразительными глазами и античным профилем (это его собственное определение) достал ножичек и начал соскребать с окошка иней.

— Долго ли ехать-то? — спросил он шофера.

Солдат не ответил, а может, мы не расслышали его слов за натужным ревом двигателя.

Я тоже расчистил иней, который толстым бархатным слоем облепил стекло.

Мы промчались по слабо освещенным улицам с одноэтажными и двухэтажными домиками, пересекли старый парк, застывший в снежномбезмолвии, и выкатились на поле.

Шофер, как видно, спешил, и нас изрядно потряхивало. Встречный морозный ветер свистел за окном.

«Ну теперь, значит, близко», — подумал я, увидев стоявших у обочины дороги офицера в короткой летной куртке и девушку. Девушка стыдливо отвернулась от автобуса и закрыла воротником лицо, а офицер приветственно помахал рукой.

— Попалась птичка в сети, — заметил Лобанов и повернулся к нам. На его белом чистом лице с узкими полубачкамн блуждала неопределенная ухмылка.

— Завидуешь? — оторвался от книги его закадычный приятель Миша Шатунов, лобастый парень с широким плоским носом и светлыми глазами.

Все засмеялись. Несмотря на поздний час, спать никому не хотелось. И настроение у всех было бодрое. Мы считали себя отмеченными судьбой, избранниками, иначе не ехали бы сюда. Другие об этом могли только мечтать.

Неожиданно автобус круто развернулся и встал. С шипением открылись двери.

Мы переглянулись.

— Слезать? — спросил наш адъютант эскадрильи Перекатов.

— Приехали. — Шофер выключил свет. Он явно не разделял нашего настроения. А рейс этот ему, как видно, не доставил большого удовольствия, парень спешил загнать машину в гараж и уйти спать.

Мы веселой гурьбой высыпали на чисто выметенную площадку.

Из стоявшего невдалеке здания с длинными рядами темных, уснувших окон вышел затянутый в ремни офицер с повязкой дежурного по части.

— От Молоткова? Давайте за мной! А вас уже заждались.

Мы прошли за незнакомым капитаном мимо застывшего в сумраке часового, миновали длинный узкий коридор и остановились, пока дежурный открывал дверь.

Над потолком ослепительно вспыхнула огромная лампа, ярко осветив стоявшие вдоль стены койки, накрытые новенькими белоснежными простынями.

— Здесь пока и обоснуетесь. А как освободятся места в гостинице — переберетесь туда.

— Ого! Значит, многие переучиваются? — Лобанов вопросительно посмотрел на дежурного своими выразительными глазами.

— Ничего удивительного. Авиация получает новую технику. — Дежурный проверил, на всех ли кроватях висят полотенца. — Раздевайтесь. И вообще чувствуйте себя как дома.

— Постараемся, — Лобанов изо всех сил старался выглядеть независимым, бывалым человеком и считал, что для этого лучше всего быть немного развязным.

— А где же Кобадзе и остальные наши? — Всю дорогу я мечтал о встрече с другом, который вместе с командиром эскадрильи и еще несколькими старшими офицерами-летчиками уехал переучиваться месяц назад. Они должны были заниматься по программе инструкторов, чтобы потом обучать летный состав нашего полка.

— Уехали на полигон смотреть, как завтра истребители будут крошить наземные цели. Вернутся послезавтра.

— Жалко, — вздохнул Перекатов. — Мне ведь утром дальше. — Он уезжал на курсы штурманов наведения. — Выходит, не увижу их.

Пожелав нам спокойного сна, дежурный удалился.

Под жилье нам выделили один из классов. Его стены были увешаны цветными схемами и плакатами, на которых изображались устройства различных систем и агрегатов новых, еще не виданных нами самолетов.

Мы, не сбрасывая шинелей, молча ходили вдоль стен и читали подписи под плакатами.

Внимание привлекла большая, до половины задерну-» тая шторкой картина-схема, на которой был изображен самолет, очень напоминавший какую-то хищную морскую рыбу. Его прижатые к бокам плавники-крылья стремительно рассекали воздух, который отлетал назад тонкими белыми жгутами и уже где-то далеко за хвостом снова голубел.