Василий Ганибесов - Старатели

Второго сентября нежданно упал снег. Всю ночь он медленно валил густыми, мокрыми хлопьями. Белые тяжелые шапки нарастали на домах и деревьях, обрывали не успевшие облететь листья, ломали сучья, до земли пригибали кустарники.

В полночь снегу было уже выше колен. Он потушил бутовые и дымовые костры и заглушил ручьи. Мунга распухла, ползла медленно густой желтоватой кашей. На перекатах эта каша липла к камням, вырастала в плотину и запруживала Мунгу, байкалы вылезали из берегов, начали просачиваться к старательским разрезам и угрожали шахтам.

В час ночи тревожно завыл гудок.

Старатели с пешнями, с лопатами и кайлами, увязая в мокрых сплошных сугробах, из-за снежного ливня не видя ничего, наугад прорывались к речке. Их облепило снегом, и через десять минут они промокли, словно на них пролили бочки воды.

— На речку! Ребята, на речку! — хрипел дедушка Мартынов, увязнувший в снегу у самого своего дома. — На пороги идите! Ход воде разгребайте, все спасенье в этом!

Дедушку подхватили под руки и поволокли в дом. Он вспахивал волочившимися ногами глубокие борозды в снегу и все кричал старателям, чтобы они разгребали речку.

— Это ты, сынок? — узнал он Усольцева. — На речку их направляй. Разбредутся по шахтам — затопит нас. На пороги станови их и разгребайте! — кричал он Усольцеву. — Давайте воде ход! Ход ей давайте!

А снег все валил, и казалось, нет ему конца.

На пути к речке Чалка набрел на живую копну снега. Эта копна пошевелилась, сверху рухнул снег, и на Чалку уставилась рогатая коровья морда. Всхрапнув, Чалка отпрянул в сторону.

«Табуны, скот», — с тревогой подумал Усольцев, ежась от набившегося за воротник снега. Усольцев ударил Чалку и поспешно поехал к речке.

На перекате, около конного брода через Мунгу, огромной плотиной вырос вал сгрудившегося грязного, напитанного водою снега. Этот вал запрудил речку. Мунга пошла через берега, угрожая шахтерам. Об этом-то и кричал дедушка Мартынов. Этого же боялась и Свиридова, по целику, через топкое снежное болото проезжавшая к перекату.

Брод уже распух от снега. За ним стонало и шипело снежное озеро.

На перекате кричали старатели. Свиридова услышала голос Усольцева, ударила гнедого и галопом поехала на голос.

У конного брода Свиридова очутилась перед высокой снежной плотиной. По валу ее, утопая до репицы хвоста, лезла лошадь. Свиридова увидела прижавшегося к шее лошади всадника, и затем и конь, и всадник провалились в вязкий, набухший водою снег.

Гнедой Свиридовой стал. Всхрапывая, он бил по снежной грязи ногою; чуя недоброе, лез от вала в сторону.

Свиридова стегнула его плетью — гнедой присел и, храпя, попятился назад.

Справа от Свиридовой медленно полезла снежная каша. Через несколько метров эта каша, подпираемая сзади запруженным озером воды, будет на вершине берега, разорвется и потоком ринется на шахты и разрезы. Надо было немедленно прорвать вал; хоть бы грудью коня, но прорвать и пропустить Мунгу по своему руслу.

Свиридова с размаху стегнула гнедого. Он содрогнулся от удара, охнул, сильным рывком выдернул из ее рук поводья и прыжками полез на вал.

Сзади кричали старатели.

Гнедой яростно всхрапывал. Он с головою окунался в снег, вставал свечкой, бил передними ногами по стене снега и лез, оставляя за собою глубокую траншею.

Рядом со Свиридовой в грязном валу снега на секунду вынырнула лошадиная голова, фыркнула и снова исчезла в сугробе.

«Усольцев!» — догадалась Свиридова. Значит, Усольцев тоже ломает вал, надеясь пустить Мунгу в русло, пока она не пролилась в падь на шахты.

Из сугроба снова вынырнула голова лошади. Это был Чалка. Он встал на дыбы, застонал и рывком выбился из снега в пробитую Свиридовой траншею.

Чалка остановился там. У него, как перебитые, подкашивались ноги и мелко дрожали. От него повалил густой пар. Он устало повернул мокрую голову и, жарко дыша, ткнулся мордой в грудь висевшего у него на гриве мокрого и тоже трясущегося Усольцева.

Впереди, около гнедого Свиридовой, со всхлипом вырвалась из-под снега вода. Усольцев поспешно влез в седло. Он едва успел разобрать поводья, как весь вал снега пошевелился, хлынувшая заснеженная вода опрокинула гнедого вместе со Свиридовой и поволокла их.

Усольцев схватился за Гриву Чалки, обмотал ею кулак и соскочил в мокрый, с шипящим скрежетом ползущий сугроб. Он схватил за руку Свиридову и вытащил ее из снежной топи, держась свободной рукой за гриву Чалки.