Юрий Бондарев - Тишина

– Что-что! - крикнул Константин и бросился к нему. - Что ты сказал?

– Не трожь! - взвизгнул Михеев, засучив бурками по грязному полу. - Я ничего не говорил!.. Не говорил я! Убить хочешь?.. Не трожь!

"Похоже. Очень похоже, - подумал Константин. - Так и Быков".

– Убить?..

– Этого мало, сволочь!

– Чего вас тут надирает? Что за крик еще? - раздался голос в проходе закутка.

Константин оглянулся и тут увидел торопливо входивших в закуток насупленного Плещея, Акимова и вместе с ними весело изумленного Сенечку Легостаева, как бы всем лицом своим ожидавшего скандала. Константин сказал, сдерживая голос:

– Вот визжит парень непонятно почему…

– Что тут еще, Костя? Что этот… упырь на полу загорает? - мрачно спросил Плещей, быстро окидывая, глазами обоих из-под сросшихся лохматых бровей. - Разговор? А крик зачем? На весь гараж!

– Был разговор. По душам, - ответил Константин и кивнул на Михеева, медленно вставшего, злобно, со всхлипами сморкающегося в скомканный платок. - Илюшеньке захотелось посидеть на полу, охладить поясницу. Странности у него. Во время серьезного разговора садится на пол. Не удержишь.

Сенечка Легостаев захохотал, нагло показывая стальные зубы; Акимов испытующе поглядел на Михеева, затем на Константина и потупился.

– Бывает, - равнодушно произнес Плещей и сплюнул с непроницаемым видом, словно ничего не заметил здесь. - Иногда полезно бывает задний мост охладить. Только крика не надо. Лишнее!

Не подняв головы, Михеев по-бычьи протиснулся к выходу между Плещеем и Акимовым, вышел из закутка и заплетающейся походкой двинулся к машинам в сопровождении Сенечки Легостаева, который, ухмыляясь, спрашивал его:

– Чего бараном орал, гудок?

– Ну? - хмуро сказал Плещей и подтолкнул Константина к выходу. - На линию давай. Все должно быть как у молодого в субботу! Идеально. Ни одной придирки в смену! Ясно? Все как надо. И Акимов не понял, и я не понял. Ясно? У нас слух плохой… А Сенечка умом не допер.

– Понял, Федор Иванович, - негромко ответил Константин. - Спасибо. Я все понял.

– Давай, давай на линию!

Вечером, бреясь в ванной, Константин долго разглядывал свое лицо, темное, смуглое, похудевшее, казалось, обожженное чем-то; глаза смотрели устало и ожидающе - незнакомо. Прежде, бреясь и любя эти минуты, он насвистывал и подмигивал себе в зеркало, чувствовал тогда, как молодеет кожа на пять лет. Теперь бритье не так ощутимо молодило его - подчеркнуто открывало чуть тронутые сединой виски, - и мысль о том, что Ася видела это его новое лицо, была неприятна Константину.

Потом, ожидая Асю, он приготовил стол к ужину и задумчиво, со знанием дела, как будто всю жизнь занимался этим, заваривал чай. Теплый пар, подымаясь, коснулся его выбритого подбородка, защекотал веки. И он опять представлял свое лицо темным, усталым, каким видел его в зеркале, и лег на диван, поставил пепельницу на стул.

Тишина стояла в квартире теплой неподвижной водой, и звуки расходились в ней, как легкие круги по воде: приглушенные заборами далекие гудки машин, изредка позванивание застывших луж под чьими-то шагами во дворе. И было странно: то, что произошло с ним в последние дни, и то, что происходило в мире, бесследно тающей зыбью растворялось в этой тишине, и он почувствовал, что смертельно, до тоскливого онемения устал, что его охватывает равнодушие ко всему, это бездумное расслабление мысли и тела.

Он поморщился, услышав затрещавший телефон.

От неожиданного звонка закололо в висках. Но он не хотел вставать, не в силах разрушить это состояние бездумного и отрешенного покоя; затем с насилием над собой снял трубку - могла звонить Ася.

– Да…

Трубка молчала.

– Да, - повторил Константин. - Да, черт возьми!

– Мне Константина Владимировича…

– Я слушаю. Слушаю! Кто это?

– Добрый вечер, Константин Владимирович, - откуда-то издалека зашелестел в мембране мужской голос, и Константин переспросил раздраженно:

– Да с кем я говорю? Ничего не слышно!

– Слушайте меня внимательно и не перебивайте. И не задавайте никаких вопросов. Я звоню вам для того, чтобы дать только один совет. Я понимаю, что Илья Матвеевич трус и деревянный дурак, но и вы поступаете не более умно, простите за прямоту. Мой вам совет: выбросьте немецкую игрушку куда угодно, чтобы у вас ее не было. Если вы еще не выбросили. И если вам нравится дышать свежим воздухом. Надеюсь, этого телефонного звонка не было и вы ни с кем не разговаривали. Не говорите об этом и жене. Это все!