Василий Шаталов - О дереве судят по плодам

— Почему же так случилось? Ведь столько было птицы… — спросил Курбан.

— Все тут довольно просто, — пояснил Бегенч. — Человек отнял у птиц земли, которые им принадлежали извечно. Отнял, распахал и застроил. Вот и все!

— Но ведь нельзя же допустить, чтобы дичь совсем исчезла! — с заметным волнением сказал Курбан. — Неужели ничего нельзя сделать, чтобы их сохранить?

— Как нельзя? Можно. И многое уже делается а этом отношении. Например, создаются заповедники и заказники. Но я считаю, что этого мало. Надо повсеместна запретить охоту. Надо сберечь хотя бы то, что уцелело.

Бегенч замолчал, помрачнел.

Машина свернула налево, на целинный участок Гаплан. Тут он ни хмуриться, ни печалиться не мог. Его радовал аккуратный поселок из белых домов, строгий порядок на полях, сады и виноградники в ярких красках осени, а за ними ровная, хорошо вспаханная к весне целина.

Дел на участке хватило Бегенчу на целый день. Он ездил по полям, фермам, встречался с целинниками — рядовыми и специалистами — расспрашивал о трудностях, нуждах, заботах и о том, какая требуется помощь.

К концу дня отправились обратно. Очень долго ехали молча, так долго, что шофер не вытерпел и заявил:

— Что-то… ко сну клонит.

— Это потому, что вчера к чабанам ездили. Усталость еще не прошла, — отозвался Ораков и опять о чем-то задумался.

— А вы все о птицах думаете? — снова спросил Курбан с явным намерением вызвать башлыка на разговор.

— Нет, не о птицах.

— О чем же?

— О колхозе.

— О нашем?

— Да.

— Что же вы о нем думаете? — не унимался водитель. — Не надоел он еще вам?

Ораков рассмеялся.

— Колхоз… Да разве он может надоесть? — продолжал Ораков сквозь смех. — О нем и во сне не перестаю думать!..

…Машина, свернув направо, проскочила переезд железной дороги и через две-три секунды нырнула под арку въездных ворот. Бегенч взглянул на часы: было около восьми.

Башлык и сегодня не изменил своему правилу: куда бы ни уезжал, а к началу планерки никогда не опаздывал. И не только потому, что был человеком очень пунктуальным. А потому, что планеркам придавал большое значение, давно убедившись в их огромной пользе. Если в соседних хозяйствах, к тому времени уже окрепших, планерки проводились раз или два в неделю, то в «Октябре» — ежедневно. Обсуждались на них сотни вопросов: зимой — ремонт техники, работа в парниках. Весной — пахота, планировка полей, внесение удобрений, сев ранних овощей. Летом и осенью — уход за посевами, сбор урожая. Обсуждались и вопросы животноводства. Их было не меньше, чем в любой другой отрасли. И всегда на планерках всплывали промахи и недочеты, допущенные членами бригад, — все то, что огорчало и мешало в работе, вызывало гнев, возмущение, грозило срывом графика планов.

И нигде так полно не раскрывался человек, как на планерке. Здесь он просматривался, как на рентгене: не скроешь — ни характера, ни способностей, ни знаний, ни своего отношения к делу. Провинившихся критиковали резко, но не злобно. Правда, иногда председатель принимал и крутые меры — такие, скажем, как административное взыскание, штраф. Но это только к тем, кто действительно допускал серьезные упущения, связанные с материальным ущербом.

Однако хорошего было больше. Как-то ярче, заметнее, чем обычно, становился на планерках и сам председатель. Многому учились у него. Все видели, как он смело и глубоко разбирается в делах, как требователен, строг. Строг, но справедлив. Все видели широту его мышления, задушевность, дерзкую устремленность в будущее, заражались его энергией. И еще одно доброе качество было у башлыка: он ничего не забывал. Наиболее важные вопросы и поручения, к которым надо вернуться завтра, через неделю, через месяц, он записывал в дневник. Так он контролировал людей, приучал их к точности, дисциплине, повышал ответственность, закалял волю.

Прошел всего год, как Ораков возглавил колхоз. Его итог был ошеломляющим. Никогда еще за всю историю хозяйство не получало такого обилия овощей, продуктов животноводства. Денежный доход превысил прошлогодний более чем вдвое и составил миллион шестьсот тысяч рублей. Естественно, и трудодень стал более весомым.

Этот успех круто изменил сознание многих жителей Евшан-Сары, их отношение к общественно-полезному труду. Бросив отхожий промысел, они вернулись в колхоз.

В те дни, когда колхоз праздновал свой успех, Ораков мог бы и себя поздравить с победой: целый год он был во главе огромного хозяйства. Такое удавалось немногим: самый первый башлык находился на своем посту всего два дня. Это было суровое время. Артель только начинала жить. По рассказам стариков все их «богатство» состояло из дюжины ослов, да, примерно, такого же количества овец и верблюдов. Даже плуга железного не было! Весь колхозный инвентарь состоял из допотопной сохи-омача и таких же древних серпов и лопат.