Иван Лазутин - Родник пробивает камни

— А при чем здесь Веерт?

— Очень даже при чем. — Волчанский пристально посмотрел на Кораблинова и, видя, что тот внимательно его слушает, продолжал: — Не знаю, как сейчас, а в прошлом веке английские рабочие проводили ежегодную выставку цветов, а еще точнее — тюльпанов. В восемьсот сорок шестом году эта выставка была в небольшом городке Бретфорде. Рабочие-цветоводы на свои скудные средства сняли небольшое помещение и пришли на эту выставку тюльпанов как на праздник: надели свои лучшие костюмы, пригласили своих жен, детей, друзей… Посетил эту выставку тогда еще совсем молодой Георг Веерт. Он был крайне взволнован. Небывалое для капиталистического мира явление: рабочие и цветы. — Волчанский щелкнул зажигалкой и, прикурив сигарету, прошел в угол кабинета, словно оттуда, на отдалении от Кораблинова, ему будет удобнее развивать свою мысль. — В жюри на этот раз были выбраны молодой слесарь и старый кузнец. Оба страстные цветоводы, и оба имели призы на предыдущих выставках. — Словно спохватившись, Волчанский извинительно развел руками, отчего весь вид его сразу выразил виноватость перед собеседником. — Прости, Сергей, может, я говорю совершенно неинтересные для тебя вещи? Я просто увлекся… Я преклоняюсь перед Веертом.

— Нет, нет!.. Очень интересно! Я тебя слушаю.

— Так вот, после этой выставки, которую посетили тысячи англичан, состоялось присуждение первой премии за лучший тюльпан, выращенный рабочим. Молодой слесарь предложил первую премию дать тюльпану «Трафальгар». Тюльпан был действительно красив. Он останавливал на себе взгляды знатоков необыкновенным сочетанием цветовых оттенков лепестков. И многие из посетителей вначале было согласились. Но тогда встал старейший член жюри, кузнец Пимбертон. И он предложил присудить первую премию за тюльпан, который стоял в углу в скромном глиняном горшочке. Этот тюльпан был выращен шахтером. Все были удивлены, а кое-кто даже подумал, что король тюльпанов, старый кузнец, пошутил. Но кузнец не пошутил. Он только сказал недоумевающим посетителям выставки и членам жюри: «Господа, подойдите, пожалуйста, к цветку поближе, склонитесь над ним и почувствуйте его аромат». И все по очереди подходили к невзрачному с виду тюльпану, склонялись над ним, на некоторое время замирали и отходили изумленные. Изумленные!..

Видя, что Кораблинов слушает его не только с интересом, но и с каким-то волнением заинтригованного человека, Волчанский неожиданно оборвал свой рассказ и, распахнув на балкон дверь, шагнул через порог.

— Так чем же пахнул тюльпан шахтера? — бросил ему вслед Кораблинов.

И без того всегда экспансивный, Волчанский, видя, что рассказ его пронял Кораблинова, почти вбежал в комнату.

— Он пахнул фиалками! Ты это понимаешь: каким должно быть искусство цветовода, чтобы тюльпан источал нежнейший аромат весенних фиалок!..

— И как же с премией? — нетерпеливо спросил Кораблинов.

— Единогласно первая премия была присуждена тюльпану шахтера.

Кораблинов провел ладонью по волосатой груди.

— Не понимаю только, при чем тут Георг Веерт? Тюльпаны и революция — это так далеко друг от друга.

— Нет, Сереженька, это не так уж далеко друг от друга, Подумай хорошенько, и ты поймешь, что здесь есть глубокая причинная связь.

— Ну, а Веерт?

— А Веерт?.. Потрясенный Георг Веерт возвратился домой с выставки тюльпанов, сел за стол и тут же написал блестящую статью в «Новую Рейнскую газету». Заканчивается эта статья следующей программной мыслью-вопросом: «Какое же искусство создаст рабочий класс, когда он возьмет власть в свои руки?» Ну что?! Что ты скажешь на это? Есть связь между революцией, рабочим классом и цветами?

Кораблинов, неожиданно подавленный рассказом Волчанского, шумно воздохнул.

— Есть…

— Я это тоже подумал, когда смотрел в бинокль на лицо рабочего-скалолаза и на его руки, в которых он держал молоток и стальное зубило. А ведь их сегодня миллионы… Ты понимаешь — миллионы!.. Один взялся за резец, другой — за кисть, третья во Дворце культуры занимается балетом, четвертый через семь нот музыкальной гаммы раскрывает такие глубины и высоты своего мироощущения, что дух захватывает!.. Вот тут и подумаешь: каким же будет наше искусство через пятьдесят лет, когда оно уже сейчас вулканом клокочет в груди трудового народа?

— Я вижу, ты и сейчас еще под гипнозом этой командировки, — сказал Кораблинов, внутренне завидуя Волчанскому, который видел то, что Кораблинов, может быть, никогда не увидит. — Ты бы Рогову рассказал об этом. Как скульптору ему это должно быть интересно. А то он что-то последние годы закис в столице и лепит только войну, которую знает понаслышке.