Колчак рвался в Челябинск, тщась замкнуть в кольцо красные войска. Порой авангарды Войцеховского подходили к городу на две-три версты, и белая шрапнель свистела над его главными улицами, падала в Миасс.
Частая стрельба — и красная, и белая — до такой степени раскаляла пушки, что их приходилось поливать водой, до ста ведер на орудие.
Над Челябинском, над Долгой, над дорогами, по которым во всех направлениях спешило подкрепление, то и дело проносились боевые аэропланы воюющих.
Челябинские мальчишки, бесстрашно сновавшие по улицам или наблюдавшие за схватками в небе из домашних окопчиков, отрытых на всякий случай, уже вполне надежно разбирались в марках самолетов и на взгляд отличали французские «Ньюпор» или «Фарман» от английского «Сопвича» или русские машины Дыбовского и Стеглау от «Фоккеров», собранных в Германии.
В дивизиях 5-й армии из уст в уста передавались легенды о подвигах авиаторов в минувших боях [90]. Красные летчики, воевавшие во всякую погоду, носились на небольших высотах, 500—800 метров, поливали неприятеля свинцом, кидали бомбы, разбрасывали прокламации.
Еще не стихли схватки на восточных окраинах Челябинска, а боевые аэропланы красных уже кружили над Чумляком и Шумихой. И военлет Батурин и летнаб [91]Саунин сеяли прокламации над Шеломенцевом, Каратабанской и Троицком. Батурин и Саунин лишь недавно прилетели из Демы и Златоуста и, отказавшись от отдыха, поспешили в сражение. Их «Сопвич» № 1552 прилетал на челябинский аэродром лишь для того, чтобы пополнить запасы.
Истребитель военлета Столярского получил восемь пуль в крылья и одну — в бензобак. Столярский дотянул до своего поля и без поломок приземлил машину.
Аэроплан летчика Штурма, изрешеченный белыми истребителями и солдатами с земли, вынужден был сесть на территории неприятеля. Штурм разбил все приборы машины и ночью перешел линию фронта.
Не все бои, конечно, завершались столь благополучно. Боевые машины порой горели и в воздухе, и на земле, — и войска с торжественной печалью хоронили героев в уральской земле [92].
Обе стороны несли громадные потери. В Самарской бригаде белых, как значилось в донесении, осталось всего восемьдесят штыков, и их свели в одну-единственную роту.
228-й доблестный Карельский полк Витовта Путны два дня дрался в окружении без единого патрона и разорвал волчью удавку белых отчаянной штыковой и сабельной атакой.
232-й Смоленский полк железного Альберта Лапиньша потерял каждого пятого стрелка, не говоря уж о раненых.
В заключение Гусев осведомлял комбата, что славный 241-й Крестьянский полк, к личному составу коего имеет честь принадлежать Важенин, оставил на месте сражений пятьсот убитых, и родная красная кровь товарищей требует возмездия.
Командир 241-го полка приказывал Важенину отбросить противника от Щербаков, атаковать Ужевку и Долгую.
Да еще, наказывал Гусев, пусть комбат даст реляцию на разведчика Кузьменко. Боец догнал вчера обоз белых, зарубил четырех офицеров и захватил двадцать повозок с боеприпасами. Командир полка полагал: беззаветный герой достоин ордена Красного Знамени.
Кузьма перенес на карту обстановку, указанную в записке Гусева. Из нее также следовало, что поблизости от крестьянцев будут драться остальные полки бригады.
Особенно радовало Кузьму соседство 243-го Петроградского полка. Конечно, бывший редактор дивизионки помнил о тяжелом ранении Сокка, понимал, что с ним всякое может стрястись, что в лучшем случае Роману Ивановичу предстоит многомесячная госпитальная мука. Может быть, поэтому, как-то попав к питерцам, он суховато представился новому краскому, молча подав Шеломенцеву свое удостоверение. Однако Алексей Иванович сумел быстро склонить балтийца в свою сторону. Они оказались земляки, Шеломенцев был златоустовец, работник Уфимской ЧК, следовательно, свой, надежный человек.
Посланная к Долгой разведка сообщила: под станицей слышен сильный треск снарядов, по всей видимости, там 243-й Петроградский полк, а в трех верстах от него сражаются батальоны Вострецова [93].
Крестьянцы вошли в сражение в самое тяжкое время. Две пехотные дивизии и оренбургские казаки сдавили с трех сторон красных питерцев, и Шеломенцев под дюжим давлением пехоты и конницы стал осаживать свой левый фланг.
Батальон Важенина еще только выскочил на выгоревшую макушку холма, с которого открывалась печальная картина схватки, а к Петроградскому полку уже потекла неожиданная и громадная помощь.
Читать дальше