Владимир Ляленков - Просека

— А стрелял-то кто?

— Дак Бровин: за Колькой гоняется.

Митька уже поторапливает нас. Спускаемся к лодке.

Этой поездкой в Подкаменную заканчивается первая половина нашей практики. Остальное время пробежало незаметно. Бурсенко из суховатого начальника превращается в нашего товарища. В трёхдневный отдых спим в его комнате. На полу устроили постель из сена. Засыпать, спать и просыпаться без комаров — какое наслаждение! Проснувшись, когда уж близок полдень, идём купаться, потом в столовую. Наших ребят нет в деревне, они где-то за Карловским створом. Столовая маленькая и чистая. Кормят хорошо. Пришли из тайги шесть человек бородачей. Закупили продукты. До вечера дуют бочковое пиво пивными кружками. Читают стихи. Бурсенко говорит, это геологи из тунгусской экспедиции.

— Твой Андрей Белый — дрянь! — орёт один из бородачей. — Он циркач, словоблудством занимался. Лучше уж бери Платонова!

— Платонов твой в Христоса рядился, а надо и землю и всю вселенную драконить!

Буфетчица смотрит на бородачей и улыбается. Заглянул в столовую Полтора Ивана. В сером толстом свитере, в брезентовых своих брюках. Выставил вперёд могучее правое плечо, осмотрел исподлобья столики. Взял стул, подсел к нам.

— За продуктами приехал? — спросил Дима.

Полтора Ивана скрипнул зубами, стеганул взглядом по нашим лицам.

— Моего взгляда все боялись, — неожиданно произносит он, — а тут у нас: тайга — закон, медведь — хозяин.

Эх, лучше б он не говорил этих слов! Кто вырос среди уличных приятелей, тот в какой-то момент вдруг вспомнит, как и сам, бывало, состраивал зверские рожи, чтоб припугнуть противника. Я усмехнулся.

— Чего это ты улыбаешься?

— Что ж мне, слёзы пускать?

Я выдержал его взгляд. Он играет! До этих минут думалось, что это самобытный характер. А этот верзила играет. Ему нравится пугать свой страшной силой. Может, и с Феней он играет? Делает вид, что влюблён.

— Смотри-ка, какие они у тебя, Василич, — говорит Полтора Ивана Бурсенко. Улыбка кривит его крупные, сухие губы. — Угости-ка винцом.

Бурсенко протягивает ему деньги.

— Да денег мне не надо. Деньги у меня дома есть. Ты угости.

Я приношу всем по кружке вина.

Полтора Ивана выпивает залпом. Встаёт.

— Ну, до встречи в тайге! — многозначительно говорит он.

Но мне кажется, он учуял, что его раскусили.

Вернувшись на косу, мы ещё три недели на ночь возвращались к палатке. Потом ушли жить в тайгу

К этому времени протока пересохла. В озерке на косе утята подросли, начали летать. Созрела красная смородина. Чёрная созревает позже, но терпкий запах её ощущаешь постоянно, если только ветер не относит его. Дно протоки илистое, в пересохших местах оно ещё не затвердело, следы на нём отчётливо видны.

И вот однажды вечером, возвращаясь с работы, увидели отпечатки когтистых лап. Трезор, учуяв медведя, вздыбил шерсть на спине, на загривке, бросился было по следам. Но в кусты не сунулся. Либо инстинкт остановил его, либо он имел прежде неприятную встречу с хозяином тайги. Вдоль берега стали появляться кучки песку. Копнёшь его ногой, а под ним дохлая чайка. Бурсенко говорит, это медведь их закапывает, чтоб птица немного протухла. Потом ест. Но как он ловит чаек? С нами он близко не пожелал знакомиться

На просеке много родниковых ручейков под мхом. Выкопали ямку на таком ручье, получился колодец с великолепной проточной водой. Шалаш поставили просторный. Местность пошла ровная, сухая. Деревья растут редко, между ними папоротник выше пояса. Комаров стало меньше, белок, бурундуков много. Начинают созревать кедровые орехи. Тайга уже не та, что была летом.

В обед у нас на первое суп с рябчиками, на второе сами рябчики. На ужин тоже рябчики. Мясо их удивительно нежное и вкусное. Их здесь тьма. Совсем недавно они держались выводками, а теперь выводки начали объединяться. Почему-то им нравится наша просека. Шагаем утром к концу её, через каждые метров тридцать — пятьдесят раздаётся вдруг — фр-р-р! — и серая тучка взлетает с земли. Тут же рассаживается на ветках. Только шеи вытягивают, присматриваются: кто это стоит? Можно настрелять их сколько угодно. Главное, чтоб Трезора кто-нибудь держал в стороне.

На десятом километре надо от створа прорубиться по вешкам в сторону до озера. По карте здесь километров пять. По вешкам можно одному пробиваться.

— Мы по визирке пойдём, а ты, Борис, руби по вешкам…

Если со мной что случится, я должен сделать три выстрела подряд. Они поспешат на помощь. Бурсенко устанавливает теодолит, задаёт направление, и я отделяюсь от них. Ружьё у меня, и Трезор, понятно, дни проводит со мной.