Васька, подшмыгивая широкими ноздрями, отыскал в книге нужное число и, тыча пальцем, прочитал:
— Евсти-гней… В-ви-кул… М-ма-кар…
— Ну, ну, чего ты тут блекочешь? — нетерпеливо перебил Яков, вырвав книгу.
Васька обиделся.
— Смотри сам, если не веришь!..
Яков, рассматривая непонятные для него славянские буквы, сконфуженно ухмыльнулся.
— Плохо… Что ты мне книгу-то подсовываешь, коли я неграмотный?!
Васька лукаво улыбнулся и направился к выходу.
— Погоди, погоди, куда понесся, сорванец? Макар, говоришь? Ну, ладно, Макар так Макар! — сердито проговорил Яков.
— Я тоже думаю, отец, Макарушкой имечко дать… Мы смотрели в святцы-то. Евстигней — уж больно мудреное, — тихо отозвалась за занавесью Полинарья.
— Ну, ладно, коли Макар, так Макар… Яковлич!.. — подчеркнул Скоробогатов.
Порывшись в глубоком кармане измазанных приисковой глиной плисовых шаровар, он достал медный трешник и подал Ваське.
— На! За труды тебе, на бабки!
Васька, зажав крепко в руке монету, выбежал.
На другой день новорожденного Скоробогатова крестили. Темный комок пузыря — «сорочку и рубашку» — привязали к ноге ребенка красной тряпицей. Скоробогатов недоверчиво спросил попа:
— А ты, батюшка, сорочку-то окунул в купель-то, в святую воду-то?..
— Окунул!.. — сердито отрезал поп. — Ворожба… Колдовство это языческое.
Но Яков не слушал попа. Когда остриженную прядку волос с черненькой головы ребенка скатали с воском и бросили в «святую воду», спросил повитуху:
— Не утонул воск-то?
— Нет.
— Ну, значит, жить будет, — удовлетворенно сказал отец и отошел.
«Счастье», рожденное Полинарьей, положительно вскружило голову Якову Скоробогатову. Он, как в угаре, ходил и видел будущее, полное удач. Вера в чудодейственный комок еще больше укреплялась в нем, когда он слушал приходящих проведать Полинарью соседок. Всякая из них по-своему изображала действие сорочки. Каждая знала особенную историю. Все придавали большое значение тому, что Макар родился не только в «сорочке», но и в «рубашке».
Больше всех знала Суричиха — крупная, неопрятная баба. Обычно Суричиха разносила вести в своей «округе». Она с утра до вечера ходила по подоконью соседей, выпрашивала где чаю на заварку, где маслица.
— Да ведь отдам, уж не беспокойся — завтра же принесу.
Все знали, что это «завтра» никогда не наступит, но отказать Суричихе никто не мог: она умела просить. Прежде расскажет какую-нибудь интересную новость, стоя у ставешка окна, а потом, видя, что ее слушают доверчиво и добродушно, ввернет:
— Мне бы маслица — чуточку. Рюмочку, до завтра. Куплю и принесу. Мой-то кобель ходил седни и не получил деньги… Уж до завтра.
Через день после крестин Макара, Суричиха заявилась к Скоробогатовым.
Яков ее недолюбливал. Когда она прошла мимо и заглянула в окно, он вышел, проворчав:
— К нам, должно быть, за каким-то лешим, прости господи!
Но Суричиха не слыхала… да хоть бы и услышала, так виду бы не подала! Переступив порог, она помолилась в угол на иконы и, отвешивая поклоны направо и налево, промолвила:
— Доброго здоровья, хозяева… Ну, как здоровенька, Полинарья Петровна?
— Ничего, слава богу! — отвечала та, сидя на скамейке и качая зыбку.
Чисто выструганный очеп поскрипывал в кольце, ввернутом в матицу, плавно покачивал зыбку.
— Что-то ты раненько взбрела, смотри, чтобы ладно было.
Голос у Суричихи был грубоватый, почти мужской, лицо темное, с сухими коричневыми лишаями, глаза черные и круглые, близко посаженные к длинному прямому носу. Синяя ветхая кофта, короткая, не по росту ей, была надета прямо на голое тело и обнажала смуглую спину. Суричиха навздевывала штук пять-шесть юбок, — все они были разного цвета, и все грязные. Высоко подоткнутые юбки хлестали ее по мускулистым икрам с надутыми синими жилами.
— Ну, как у те сынок-то?
Она откинула ситцевый полог зыбки и заглянула. Полинарья взяла щепотку соли и посыпала на голову младенцу.
— Чтой-то, Петровна, — обиделась Суричиха, — не думай, у меня глаз не урочливый!..
— А кто его знает… Береженого бог бережет!
— Где у те Яков-то?..
— На подлавку ушел, снасть разбирает!
— Чо, поди, на рудник собирается?
— А куда деваться? Одно дело.
Скоробогатов в это время осматривал лопаты, ковши, веревки, ворота.
Войдя в избу, он мимоходом, нехотя кивнул Суричихе. Та выждала, когда Яков сел за стол, и вкрадчиво, исподлобья посматривая на него, заговорила, держась обеими руками за скамейку:
Читать дальше