Виталий Закруткин - Сотворение мира

С нескрываемой жалостью смотрел Андрей на изможденное, с горячечным румянцем лицо девушки. Ему не хотелось, чтобы Наташа покинула опустевший домик над ереком, но он понимал, что иначе нельзя, что он либо должен огорчить Наташу и уйти куда-нибудь на квартиру, либо, оставаясь здесь вместе с нею, дать этим повод для ненужных разговоров в станице.

— Ладно, Таша, пусть будет так, — отрывисто бросил Андрей, а там… поживем — увидим…

В один из хмурых осенних дней они вместе пошли туда, где до войны зеленел посаженный дятловцами сад, которому оба они отдали много сил и с которым были связаны их надежды, мечты, радостное ожидание счастья.

Опустив голову, Андрей шагал по черным междурядьям умерщвленного сада, и ему казалось, что сам он, потерявший жену и сына, стал таким же неживым, как опаленные пламенем, голые, безобразные в своей пугающей наготе остовы умерших деревьев, как эта испещренная трещинами, изрытая окопами, припорошенная седым пеплом земля.

Чуть приотстав, боясь, что у нее помимо воли вырвутся жалкие, ненужные ему слова утешения, Наташа безмолвной тенью брела за ним и старалась не смотреть на него, чтобы, поддаваясь слабости, вдруг не упасть на землю и не захлебнуться безутешным, животным воем.

Андрей остановился на яристом берегу. Тронутая рябью река отливала тусклым, холодным оловом, по воде бежали куда-то гонимые вечным течением белые гребешки. Гортанно каркая, кособочась под ветром, вороны далеко облетали темную гарь, беспорядочными стаями тянулись на ночевку к оголенному, безлиственному лесу…

Осторожным движением Андрей коснулся руки Наташи, тихо сжал ее теплые маленькие пальцы, хрипло сказал:

— Что ж, ничего не поделаешь… Надо работать… Слышишь? Будем работать. Ничего не поделаешь…

Был обычный день поздней осени. Слабо моросил мелкий дождь. Поддувал холодный ветерок. Сотни две дятловцев в большинстве женщин — работали на изуродованном клочке земли. Выбрасывая струйки сизого дыма, гудел старенький трактор. За рулем его сидел несоразмерно долговязый тракторист по прозвищу Полтора Километра. Он растаскивал стволы умерших деревьев, расчищая место для нового сада. Женщины засыпали лопатами окопы и воронки, боронами выравнивали землю.

Егор Иванович Ежевикин, Андрей Ставров и Наташа стояли у телеги, нагруженной тонкими саженцами яблонь. Поплевав на ладони, Егор Иванович принялся копать первую для них ямку.

— Ну что ж, Таша, начнем! — негромко сказал Андрей.

Наташа взглянула на него. Глаза ее повлажнели, обветренные, припухшие губы тронула слабая улыбка. Став так, чтобы ее движения не заметил Егор Иванович, она сжала руку Андрея, украдкой поднесла к губам и едва слышно шепнула:

— Начнем…

— Чего ж ты плачешь, Ташенька? — взволнованно сказал Андрей. — Вырастим мы новый сад, и все будет хорошо…

Отвернув брезент на телеге, Наташа осторожно достала саженец, подошла к Андрею. Он бережно укоротил секатором нежные веточки, острым, как бритва, кривым ножом подрезал слегка поврежденные при выкопке корешки, подошел к широкой кадке, обмакнул корешки в разбавленный водой конский навоз.

— Ну, в добрый час!

Егор Иванович ждал его у готовой ямки. Одна за другой сюда же стали подходить женщины. За ними потянулись мужчины. Остановив трактор, подбежал и тракторист.

Люди молча сгрудились вокруг первенца будущего сада, как у колыбели новорожденного. Андрей опустил саженец в ямку. Егор Иванович начал засыпать корни деревца мягкой, пушистой землей. Наташа не спеша уплотнила землю, придавливая ее ногами, обутыми в старые сапожки.

— Расти на здоровье! — сказала она, сияя влажными карими глазами. — Пусть все будет хорошо…

В октябре Андрей получил письмо от Федора. Письмо как бы подводило невидимую черту в многотрудной истории их семьи и потому пронзило сердце Андрея острой, саднящей болью.

«Что ж, дорогой брат, — писал Федор, — вот и распалось наше дружное ставропольское гнездо. Расстреляны отец и мать. Погиб Роман. Без вести пропал Гоша, сестра Каля осталась вдовой. От нее узнал, что вы с Еленой расстались навсегда. Война все порушила.

Ну, а я решил остаться в армии навсегда. Буду служить своей земле…»

Дочитав письмо, Андрей долго сидел, кинув на колени внезапно ослабевшие руки.

Люди ушли. На землю опустилась ночь. Студеный западный ветер раскачивал тонкий стволик только что высаженного яблоневого деревца, но оно, аккуратно подвязанное к вбитому в землю колу, держалось стойко, не поддаваясь порывам влажного ветра.