Виталий Закруткин - Сотворение мира

Обрадованный этой вестью, Андрей простился с артиллеристами и стал спускаться с чердака вниз. Мраморные лестницы развороченного, должно быть, авиабомбой дома были завалены обломками кирпича и бетона. В одной из комнат с отвалившейся фасадной стеной покачивались от близких разрывов составленные в угол и будто столпившиеся там портновские манекены. Всюду валялись разноцветные тряпки, бумажные выкройки, опрокинутые швейные машинки.

Выйдя на улицу, Андрей остановился. Путь ему преградили двое солдат в сбитых на затылок пилотках, с носилками в руках. На носилках лежала едва прикрытая окровавленной простыней светловолосая женщина.

— Откуда это вы? — спросил Андрей.

Солдаты остановились. Передний доложил:

— За углом немецкие фаустники дом запалили, а там в подвале роженицы лежат. Вот мы их и таскаем оттудова…

Солдаты пошли дальше. Следом за ними такими же парами и тоже с носилками двигались другие, стыдливо отводя взгляд от своей ноши. Возле некоторых женщин лежали на носилках завернутые в одеяльца младенцы. Иные с искаженными болью, мокрыми от слез лицами содрогались в предродовых схватках, а одетые в солдатскую форму, покрытые пылью и копотью вооруженные мужчины, из которых ни один, наверное, ни разу не видел, как появляется на свет человек, шагали опустив головы, и выражение их лиц было просветленным и торжественным…

Напряженные бои на берлинских улицах продолжались еще сутки. И вот наступило наконец то долгожданное утро, когда среди не успевших остыть развалин столицы третьего рейха вдруг наступила тишина.

В это счастливое майское утро Андрею Ставрову довелось побывать в имперской канцелярии. Он увидел помпезный некогда зал, в котором Гитлер развивал перед своими фельдмаршалами и генералами умопомрачительные планы покорения земного шара и те почтительно внимали ему. Теперь было трудно вообразить это, потому что глазам представилась совсем иная картина: на грязном полу валялась, разметав вокруг множество хрустальных осколков, сорвавшаяся с потолка тяжелая люстра; в окнах вместо зеркальных стекол топорщились рваными краями куски фанеры и картона; под ногами хрустели и позвякивали тысячи никому уже не нужных орденов.

Заглянул Андрей и в кабинет Гитлера. Обойдя массивный, припорошенный белесой известковой пылью стол, остановился у огромного глобуса. На его поверхности четко выделялись ярко раскрашенные океаны, моря, континенты, горные хребты, реки, границы государств. И опять показалось невероятным, что этот увеличенный воображением в миллионы раз шар, именуемый планетой Земля, Адольф Гитлер видел уже покоренным.

Андрей стал медленно поворачивать глобус. Одна за другой проплывали перед ним разные страны. Война еще продолжала бушевать. Еще гибли в кровавых схватках американцы и англичане, японцы и австралийцы, индусы и новозеландцы. Тысячи тысяч людей были вовлечены в бойню алчными хищниками, для которых не люди, а деньги дороже всего сущего на земле.

«А ведь наступит все же пора, когда человечество образумится и пойдет по пути сотворения нового мира — без войн, без разрушений, без гнета и голода. Обязательно наступит. Не может не наступить!»

Так в то утро подумал Андрей. И очень удивился, вспомнив, что к этой мысли он пришел еще в роковую ночь с 21 на 22 июня 1941 года.

Андрей снова и снова поворачивал глобус, едва касаясь ладонью его глянцевитой поверхности. Ему удалось разыскать извилистую линию родной реки, на берегу которой цвел когда-то посаженный им сад, безжалостно уничтоженный войной. Сердце его сжалось от острой боли.

Изуродованным войной, давно не паханным, заросшим бурьянами безмежным полям позарез нужны были агрономы, полуголодный народ надо было кормить, и потому, в числе многих других, Андрея Ставрова демобилизовали в конце августа 1945 года. Не теряя ни одного дня, он простился с товарищами и уехал в Дятловскую…

Запустением и горькой печалью встретила его станица. Сотни дятловцев погибли на разных фронтах, многие были расстреляны гитлеровскими карателями. Безрукие и безногие инвалиды долечивались в госпиталях, а лица их жен и матерей не высыхали от слез.

Все еще болела, надрывно кашляла осиротевшая Наташа Татаринова. Встретив Андрея у порога своего домика, она тихо вскрикнула, безмолвно прижалась к нему, долго стояла так, вздрагивая и задыхаясь. Помолчав, прошептала:

— Не уходите, прошу вас… Комната ваша убрана… Живите тут. А я пойду к дяде Егору, поживу у него… Обеды мы станем приносить вам с бабинькой Ежевикиной…