Юрий Сбитнев - Костер в белой ночи

Толпа, колыхнувшись, двинулась вперед.

— Товарищи, граждане!!! Вас обманывают. Все продукты выдаются в магазин и столовую строго по документам. Грамм в грамм, — снова, но теперь уже очень громко закричал Макарыч.

Его никто не слушал.

— Товарищи! Мы вынуждены применить оружие, — крикнула тетя Катя и неумело потянула из-под блузки старый на длинном шнуре наган.

— Я буду стрелять! — Макарыч кинулся в сторожку, сорвав со стены берданку, уперся дулом в толпу. — Предупреждаю.

Толпа на миг замерла. Но в это время кто-то громыхнул камнем в зарешеченные окна склада, и снова поднялся шум.

— Стойте, одну минуту! — снова закричал Макарыч.

Но в это время громыхнул небывалым — Сергей даже не узнал его голоса — басом дед.

— Неча упрашивать, Макарыч! А ну гранатой их! Едят тя комары! — Дед нырнул в сторожку. Мигом вымахнул обратно, сжимая в руке черную, отсвечивающую стальную гранату.

— Срываю кольцо! Семь бед — одни ответ. И и-и! — И, присев, сдернул левой рукою кольцо, изогнулся для броска. — Беи их! — И швырнул гранату в толпу.

— Ложись!

Сергеи плюхнулся носом в землю, закрывая голову руками, ожидая, что вот-вот ахнет взрыв.

— Господи, — ахнула рядом работница.

— Спасайся, — истошно завопило сразу несколько голосов.

Сергей крепче закрыл глаза. Но взрыва так и по дождался. Рядом с ним сквозь слезы смеялась тетя Катя, тяжело икал Макарыч.

Сергей открыл глаза. Посреди опустевшего двора лежала невзорвавшаяся граната — обыкновенная черпая калоша с дедовой ноги.

На следующий день поселком в сторону фронта пришли конные колонны сибирских стрелков, медленно проползли танки, прогрохотала артиллерия.

А спустя еще два дня снова ожила канонада, снова загудели в небе самолеты, но теперь они шли над поселком от Москвы в сторону немцев.

Поздним вечером, когда дед, по своему обыкновению, вышел поглядеть зарево на западе, кто-то из темноты швырнул в него вилы, но не попал.

Сергей был уверен, что это сделал дядька Леша. Но его никто не послушал, а дядька оглох в эти дни, захворал. Кто решится тронуть больного, инвалида войны? Да и время было тогда такое, что некогда было разбираться с делом о покушении на жизнь обыкновенного старика.

Уже засыпая, Сергей слышал, как тяжело вздохнул дед.

Наверное, и он думал о дядьке Леше.

Ответ на письмо деда пришел скоро. Как-то у дома остановилась легковушка. Из нее вышли трое. Прошли в дом.

— Можно видеть Николая Тихоновича Пояркова?

— Это я, — дед поднялся из-за стола, худой, щуплый, позеленевший, словно еловый корень.

Тот, что спросил, протянул деду руку:

— Здравствуйте, Николай Тихоновиче.

Доброго здравия, — дед пожал протянутую руку.

Откуда-то из-за спины вывернул ручку заведующий районным собесом Торкин, к которому дед немало хаживал на прием, где и было отказано ему в иждивенческом пайке.

Дедушка не заметил руки и пожал другую, пожилой незнакомой женщине.

— Садитесь, гостями будете. С кем имею честь?

Тот, что вошел первым, представился:

— Секретарь райкома Крылов. — И, не торопясь сесть на предложенный стул: — Это Инна Ивановна Страхова — начальник орса комбината, а это, вы, вероятно, уже знакомы, — товарищ Торкин.

Торкин закивал головой, заулыбался как-то уж очень растерянно и жалко.

Дед поклонился, едва, но почтительно, наклонив голову перед гостями. И откуда взялся вдруг у него этот такт, эта сдержанная, достойная манера в знакомстве.

Крылов неуклюже сел на стул, приподняв правой рукой левую в кожаной перчатке руку, положил ее на столешницу рядом с полевой, потертой до белого брезента сумкой, начал быстро, длинными пальцами перебирать в ней бумаги. Дед с уважением поглядел на протез.

— Где руку потеряли, товарищ Крылов, простите, как величать?

— Иван Николаевич. На финской кампании, Николай Тихонович. — И протянул деду плотный листок бумаги. — Это вам, Николай Тихонович.

Дед поднялся со стула, принял двумя руками бумагу, положил ее на стол.

— Очки где-то затерял, — сказал дедушка, с виду простецки улыбаясь. — Серьга, на-ко прочитай, помоги деду разобраться в бумаге. — И, предупреждая потянувшегося к бумаге Торкина: — Ничево, внучонок прочтет. Тут по-печатному, по-печатному он шибко разумеет. Читай, Серьга.

Сережка, стесняясь, подошел к столу, взял бумагу. Она была гладкой, плотной и очень белой. Прочел красную надпись по верхнему краю листа:

— «Секретариат Председателя Совета Народных Комиссаров И. В. Сталина.