Александр Иванов - Не жди, когда уснут боги

К телефону подошел, Ритин отец, Михаил живо представил его: добродушного и полнотелого, с тугим хохолком медных волос.

— Будьте добры, пригласите Риту, — попросил он.

— А, это ты, Михаил. Здравствуй. Нет Риты, ушла — голос показался скучным, точно отец Риты исполнил неприятную обязанность.

— Тогда дайте телефон, по которому я могу ее отыскать. Она всегда для меня оставляет.

Наступила гнетущая пауза. Потом:

— Ты когда последний раз виделся с Ритой? Молчишь? То-то. Она не только телефонов тебе не оставляет, но и сказала, что больше знать тебя не желает.

Достукался! Допрыгался! Михаил застыл в оцепенении с какой-то злорадной усмешкой на лице. Все совершенно правильно. Иного и быть не могло. Молодец, Рита! Так ему, дураку, и надо!..

Дверь без стука отворилась, и на пороге возник Сергей.

— Ты не гневись, — заговорил, было, он и тут же смолк, потому что Михаил ринулся на него, вцепился, изо всех сил стал трясти, блестя ошалевшими от обиды глазами и повторяя:

— Ты у меня за все ответишь, гусь забулдыжный! Я тебе задам трепку!

— Осторожно, — Сергей без труда высвободился. — Мне завтра этими руками сверхплановые детали стране давать. — Повернулся к Ольге Петровне, молча наблюдавшей за происходящим. — Что с ним творится?

— Что творится? И ты еще спрашиваешь? — несвойственная резкость тона Ольги Петровны удивила даже Михаила. — Вон сколько он с тобой провозился!.. А результат? Ты по-прежнему пьян. А с ним Рита знаться не хочет. Или тебе этого мало?

— Вовсе я не, пьян, — воспротивился Сергей, действительно моментально протрезвевший. — Рита вернется, куда ей деться. Они всегда возвращаются.

А сам сник, опустился одетым на диван, плотно сдвинув колени и положив на них свои крупные руки. Он думал о чем-то еще не совсем ясном, но важном для себя, и думам этим не было видно ни конца, ни края. Пока же надо было подыскать, чем сгладить; облегчить нынешнее положение, уж больно круто замешанное. Предложил заискивающе:

— Может, послезавтра в филармонию сходим? Понимаешь, профсоюз всучил два билета. Там, говорят, какой-то хороший пианист выступает. Твой тезка, а вот фамилию я забыл. Ты же интересуешься этим…

Михаил закашлялся и отвернулся к окну. Крупный размашистый снег создавал как бы сплошную движущуюся стену, соединяющую небо с землей.

Я шел по тропе и дивился тому, что происходило вокруг.

Глубокие, голубоватые снега, заполнившие уходящее вверх горное пространство, застенчиво светились и подрагивали, словно невеста красная, от прикосновения запоздалого утреннего солнца.

Приваленные рассыпчатыми белыми хлопьями, коренастые ели источали запахи морозные, резкие и пронзительные, как тоска по чему-то далекому и несбывшемуся. То там, то здесь встречались легкие, с едва приметкой вмятинкой по бокам следы птиц или хитроумная вязь маленьких зверушек. Но сами они попрятались, притаились, поглядывая на меня, наверное, с любопытством из своих убежищ.

Город, который я только что оставил, еще не успокоился после минувшей новогодней ночи. Хлопали двери ранних магазинов, заспанно и нетвердо двигались машины и люди. Праздник продолжался, и каждый, понятно, метил его по-своему.

Шофер пригородного автобуса скосился на меня, как на зачумленного. Да и был в этом кое-какой резон: нормальные люди в компаниях, среди друзей, чинно и благородно посиживают за столом или, в крайнем случае, отсылаются в теплых постелях, а я один-одинешенек тащусь, бог знает, куда и зачем. Он протиснул пятерню под тугую шапку-ушанку, яростно потер чуть пониже затылка, выражая тем самым полное презрение к моей персоне, потом вдруг спросил с участием: «Поругался, что ли?».

Я промолчал. Не станешь же объяснять, что друзья у меня страстные любители лыж, что именно мне выпал жребий покинуть застолье и отправиться в горы на поиски подходящего плато, где бы снег сохранялся особенно долго, может, до самого апреля. Да и потом, думал я, всегда ли надо выводить из заблуждения того, кто заблуждается по своей воле?

Водитель ворочался в тесной кабине, ища какой-то спасительный выход. Он на самом деле хотел помочь мне; бесприютность моя его угнетала. Наконец выпалил:

— Нечего мудрить. Сейчас я отвезу тебя к себе домой. Там гостей полно. Притрешься пока, смена моя и закончится. Ух, и кутнем! Договорились?

Будучи совершенно уверен в моем согласии, он даже как-то растерялся, обиделся, когда я покачал головой.