Андрей Упит - Земля зеленая

Теперь зал неистовствовал. Большинство публики стояло на ногах, дети в задних рядах повскакали на скамьи. «Долой обманщиков народа! Ханжи и подхалимы!», «Перестаньте, довольна, господа!», «Прошу слова! Долой мракобесов!», Председатель, вскочив на кафедру, звонил как одурелый, стуча другой рукой по пюпитру. Околоточный, кажется, готов был схватить оратора за шиворот и стащить с кафедры, но, должно быть, не знал латышского языка и не мог понять, сказал ли юноша что-нибудь правильное или запретное. Блюститель порядка покраснел, как рай, фуражка сбилась на затылок; отчаянно крича, он изо всех сил стучал окованными медью ножнами шашки о пол, еще больше увеличивая общий шум.

И вдруг все стихло. У края стола встал очень высокий, худой, с землистым цветом лица, очевидно чахоточный, мужчина. Он даже не сиял шляпы. На этот раз не понадобилось пояснений Андрея Осиса, — девушки, сидевшие рядом с Андром, подскочили, как козы, захлопали в ладоши, а соседка обдала его щеку горячим дыханием.

— Актер Янсон из «Аркадии»… Янсон!

Чему они так обрадовались? Янсон стоял в застегнутом доверху летнем пальто, хмурый и грозный, как католический священник, словно ветхозаветный пророк. Он простер руку в синих жилах, с длинными пальцами. «Ну, сейчас начнется Вейденбаум!» — прошептала, как бы падая в обморок, одна из четырех соседок Андра.

— Восстань, восстань, свободный дух, восстань — разбей оковы гнета!.. [112] «Восстань, восстань, свободный дух !» — наиболее популярное в свое время революционное стихотворение Эдуарда Вейденбаума.

Могучий бас грохотал над головами слушателей, даже окна дребезжали. Не только в зале, но и те, кто стоял на улице, — все замерли. Андр Калвиц с раскрытым ртом весь подался вперед, почти навалился на плечи соседа, сидевшего впереди, но тот даже и не замечал. Бурлящий, грохочущий поток декламации всех увлек за собой. Даже околоточный словно онемел, чувствовал, происходит что-то недозволенное, но был доволен, что публика наконец утихомирилась. Лицо у него уже не было багровым, фуражка надвинута прямо на лоб.

Отрубив стихотворение Вейденбаума, Янсон поспешил к выходу. Публика хлынула за ним, не слушая председателя, извещавшего о следующем собрании. Два устрашающего вида городовых стояли у ворот и словно следили за тем, чтобы из общества «Надежда» не унесли домой что-либо недозволенное. Третий, громко крича, разгонял толпу на улице, не позволяя останавливаться. У блюстителей порядка был такой вид, будто каждый выходящий совершил преступление против закона, его следует задержать и отвести в участок.

Андр Калвиц вышел вместе с отцом. Ему казалось, что голова горит, он сорвал шапку. Поблизости они заметили Андрея Осиса, Анна с Мартой еще не выбрались из толпы. Мимо проплыли те две девушки в больших шляпах. Одна из них, высокая, толстая и вспотевшая в своем синем платье, походила на откормленную утку. Другая, тщедушная, высохшая, в черном пальто и сама черная, с длинным острым носом, была похожа на подкидываемую ветром ворону.

— Расходитесь! — орал городовой, вращая выпученными главами.

Подошли Анна с Мартой, и все направились домой — на этот раз прямой дорогой, через Лагерное поле. Компания молодежи, шедшая в другую сторону, вдоль корсетной фабрики Брокхаузена, через Тукумскую железнодорожную насыпь, в маршевом такте хором декламировала: «Восстань, восстань, свободный дух!»

Андрей Осис еще не остыл от возбуждения, на ходу своей сучковатой палкой из можжевельника он бодро взрывал песок Лагерного поля.

— Ну? — спросил он, глядя искрящимися глазами на Калвица.

Тот покрутил ус и покачал головой.

— М-да!.. — отозвался раздумчиво.

Андр шел, опустив голову. В ушах у него все еще звучало стихотворение Вейденбаума, он не различал окружающего.

За песчаными буграми над густыми зарослями черной ольхи поднимались трубы ленточной фабрики и мануфактуры Холма. Закат бросал розоватый отблеск на озеро Мариинской мельницы. Позади над Алтонавскими садами блестел шпиль колокольни лютеранской церкви. Медленно прогудел колокол.

— Ага! — зло рассмеялся Андрей. — Должно быть, опять какого-нибудь бедняка засыпают землей на лютеранском кладбище. У священника заведется лишний рубль в кармане, чтобы снести в городскую сберегательную кассу. Этот может скопить! — Потом мысли его перескочили на другое, он очертил палкой круг в воздухе. — На будущее лето сроют эти песчаные холмы. Мусорные ямы засыплют. Начнут строить вторую городскую больницу. Одной, что на Рыцарской улице, мало — переполнена, не может всех вместить. С заводов каждый день привозят десяток людей с оторванными пальцами и обожженными лицами. На предохранительных устройствах фабриканты экономят немало денег.