Михаил Колосов - Карповы эпопеи

Так что эту историю можно и опустить. Тем более что нас ждет еще другая сторона Карповой жизни.

Дело в том, что Карпов всегда держал в своем хозяйстве какую-нибудь живность: кур, корову, поросенка. Коз держал. С козами он связался, когда с коровой пришлось невмоготу: корм добывать стало трудно. Карпов ликвидировал корову и завел козу. Эта скотина неприхотливая, корму ей надо мало, а молока хоть немного, но дает, есть чем забелить борщ, чем помаслить кашу.

Кстати, в козьем деле Карпов был новатором. Потом уж и другие переняли его опыт. И переняли так, что коз на нашей улице в короткое время развелось немыслимое количество и некогда зеленая окраинная улица наша быстро превратилась в пустыню. Вся растительность в палисадниках — желтая акация, жасмин, сирень и прочее,— все было съедено начисто. Листья на деревьях остались — рукой не достать: ниже козы все ощипали, обглодали. Зато имена им давали ласковые, девичьи. Вечером, бывало, только и слышишь: Майя, Майя!.., Клара, Клара!.., Феня, Феня!.. Даже Анжелика одна была — длинноногая, стройная, гордая и кокетливая. Масти она была неопределенной, вдоль белой мордашки проходила темная полоса, расходящаяся к рогам. Ресницы длинные, черные. Красавица, одним словом. Помнится, хозяин из-за красоты и держал ее, потому что другого проку от нее никакого, молока — как от козла.

Но козы у нас царствовали недолго, их почему-то быстро вывели. Может быть, виной тому были их прожорливость и всеядность — не знаю. А только козья эпоха вспыхнула яркой кометой на нашем небосклоне, пролетела и погасла. Лишь хвост от нее, как и положено от кометы, долго еще таял — и это были козы Карпова. Он дольше всех держался за них. Но все же в конце концов и он не выдержал напора жизни, свел на нет.

Теперь об этих животных напоминает лишь оставшееся с тех времен прозвище нашей улицы — Козлиная.

В чем Карпов был стоек и непреклонен и в чем он не отступил ни на один шаг за всю свою жизнь — так это в свиноводстве. Свиней Карпов держал всегда, при любых обстоятельствах. Без поросенка ему, что без жены: и холодно, и голодно.

До войны дело было...

Рвется с цепи Буян, захлебывается собственной злостью — не может достать врага. А враг, видать, лютый, ненавистный, порвись сейчас цепь — остались бы от него одни клочья: Буян расшматовал бы его, вот как эту палку — хряп, хряп, только щепки летят во все стороны. Нёбо занозилось, боль нестерпимая, отплевывается в хрипе Буян и еще больше свирепеет.

Вышла на шум Ульяна, увидела — маячит за забором чья-то голова, мужская, незнакомая. Говорит что-то, из-за собаки не разобрать что. Прикрикнула на Буяна — замолчал.

— Загородились, как в крепости, — ворчал гость. — Хозяин дома?

— Дома,— сказала Ульяна, силясь узнать, кто бы это мог быть и зачем.

— Войти можно?

— Можно. Отчего ж нельзя, — отодвинула засов, откинула крючок, впустила во двор незнакомца. Увидела: с портфелем — начальство, значит, какое-то. И тут же испугалась: зачем? Повела в дом.

Карпов прихворнул немного, лежал. А тут поднялся, стоял, терпеливо ждал, пока пришедший отстегивал блестящий замок потертого портфеля и вытаскивал толстую прошнурованную книгу.

— Поросят держим?

Карпов не сразу ответил, будто не понял вопроса, лихорадочно соображал, что бы это значило и что на это отвечать. Ничего не придумал, сказал невнятно:

— Как все... А шо?

— Сейчас есть?

— Да... есть...

— Много?

— Хм... Много! Один.

Гость раскрыл книгу, поставил перед собой чернильницу-невыливайку, макнул в нее несколько раз школьную ручку с пером рондо, навострил его на пустую строчку. И только теперь счел нужным представиться:

— Я из поссовета. Уполномоченный по переписи домашних животных. А точнее — свиней. Попрошу: фамилия, имя, отчество.

— Мое? — спросил Карпова. Он еще не мог взять в толк, что это за перепись такая, и потому не спешил с ответами.

— Конечно, ваша. Поросенка, что ли?

— Мое — Карпов Турин. По отечеству Романович... — Карпов заглядывал через плечо писаря в книгу — прочитать хотел, кто там записан перед ним, — тогда он, может, хоть что-нибудь бы сообразил насчет этой писанины. Но книга была открыта на новой странице...

— Турин... Карп... Романович... — бормотал уполномоченный, записывая. — Так, Карп Романович.

— Не Карп, а Карпова. Карп — то рыба есть такая, а я Карпова,— поправил он писаря.

— Правильно — Карп, — уверенно и безразлично проговорил уполномоченный.