Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Нет, не очень, — успокоил его Антон. — Гости все еще подходят.

— Ну и хорошо, — удовлетворенно произнес Хэндли, зашагав рядом с Антоном. На середине холла он вдруг остановился. — Прием устраивается в честь мистера Курнацкого. Он, видимо, важная персона?

— Да, конечно, — подтвердил Антон и вспомнил, что и сам мысленно назвал Курнацкого «важной персоной», встретив его впервые в кабинете Малахова в Москве. Правда, вскоре он узнал, что Курнацкий был «важен» не сам по себе, а из-за близости к Малахову, именно эта близость многократно увеличивала вес и влияние Курнацкого, придавала ему ту смелую и порою надменную самоуверенность, с какой он действовал или разговаривал с другими.

Одним из последних появился Барнетт. Сказав Антону, что рад снова видеть его, он, раздевшись, взял Антона под руку, скорее ведя, нежели позволяя вести себя. По пути он упрекнул Антона за то, что тот так и не удосужился воспользоваться его приглашением и не пришел в редакцию. Антон, не раз думавший об этом, но так и не решившийся пойти к Барнетту, спросил, может ли он исправить свою вину и зайти завтра. Барнетт отрицательно покачал головой.

— Нет, только не завтра. Во второй половине дня открывается заседание палаты общин, премьер-министр готовит какое-то важное заявление, и мне надо непременно быть там.

— Мистер Барнетт, — просительно произнес Антон, придержав гостя перед дверью зала. — Вы обещали помочь мне попасть на заседание парламента. Не могли бы вы устроить это на завтра?

Барнетт задумался, точно прикидывая что-то в уме.

— Хорошо, — сказал он. — Приходите завтра в палату общин после двух и обратитесь в бюро пропусков. Я закажу вам пропуск. — Антон принялся благодарить, но Барнетт только стиснул его плечо крепкими пальцами и скрылся за дверью.

Когда Антон, встретив последних гостей, вошел в зал, прием был в полном разгаре. Гости и хозяева еще продолжали держать в руках тарелки с закуской и рюмки с напитками, но уже редко удостаивали вниманием сандвичи с икрой, рыбой, ветчиной и не так часто прикладывались к рюмкам. Зато неустанно говорили, стараясь переговорить, вернее, перекричать друг друга. Маленький толстенький Курнацкий стоял перед высоким худым мужчиной, что-то убежденно и горячо доказывая ему. Мужчина сутулился, и со стороны казалось, что он наклоняется, чтобы лучше расслышать Курнацкого. Тот, продолжая говорить, запрокидывал лицо, и его круглая, как донышко блюдца, лысина тускло поблескивала. Андрей Петрович внимательно слушал молодого, располневшего англичанина. У стеклянной двери, ведущей на террасу, стоял Норвуд. Его худое, морщинистое лицо расплылось в блаженной улыбке: Елена рассказывала ему что-то, не сводя с него веселых золотистых глаз. Ракитинский и Мэйсон вели себя как заговорщики в кинофильмах: говорили друг другу только на ухо и загадочно улыбались. У другого конца стола Ковтун, окруженный военными, говорил что-то, сердито хмурясь, и английские офицеры, зажав в руках рюмки с водкой, внимательно слушали его.

Гул стал постепенно стихать, когда подали шампанское. Повинуясь тонкому позваниванию хрусталя — Андрей Петрович стучал вилкой о фужер, — гости и хозяева умолкали, поворачивая головы к столу, стоявшему на середине зала.

— Ваше лордство! — заговорил советник, обращаясь к высокому мужчине с худощавым, бледным лицом, стоявшему между ним и Курнацким. — Сэр Норвуд, леди и джентльмены, господа, товарищи и друзья! Я рад приветствовать вас всех в этом зале, где мы собрались, чтобы отметить приезд в Лондон и пребывание вместе с нами высокого гостя из Москвы Льва Ионовича Курнацкого. Имя Курнацкого хорошо известно как в Москве, так и в Лондоне, потому что он бывал здесь…

— Правда, в ином качестве, — вставил Курнацкий.

— Да, в ином качестве… — запнувшись, повторил Андрей Петрович и после небольшой паузы продолжал: — В нашей стране и за ее пределами он известен как последовательный сторонник мира и дружбы между государствами и народами, и его вклад в это дело трудно переоценить. Особенно значительны его заслуги в улучшении отношений между нашими странами — Великобританией и Советским Союзом, и особенно в последнее время, когда Европа из-за безрассудного поведения правителей одной центральноевропейской державы оказалась на грани войны. Я рад и счастлив предоставить слово Льву Ионовичу Курнацкому…

Раздались аплодисменты, и все придвинулись поближе к столу, на другой стороне которого стояли Курнацкий, советник, высокий мужчина и еще молодой, но уже начавший толстеть англичанин. Курнацкий, сказав что-то высокому англичанину, отчего тот рассмеялся, подошел вплотную к столу, окинул взглядом столпившихся гостей.