Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Чем же мы обогатились сегодня?

— Да не очень многим, Андрей Петрович, — ответил Ракитинский, подходя к окну и тоже глядя на холодное, набухшее от туч небо. — Мэйсон сказал мне, что Черчилль собирал у себя на квартире свою группу и они договорились предупредить премьер-министра, что, если правительство примет новые требования Гитлера, группа открыто выступит против него.

— Это они и раньше говорили, — задумчиво произнес Андрей Петрович. Затем он вполоборота повернулся к Ракитинскому. — Мэйсон не сказал, зачем приглашают в Лондон Даладье и Боннэ?

— А разве решено снова пригласить французов?

Андрей Петрович коротко подтвердил:

— Да, решено. — Он стряхнул пепел с сигары в медную урну, стоявшую в углу, и тихо добавил: — Французам, как выразился Норвуд, «приказано» явиться в Лондон завтра.

— Несмотря на воскресенье?

— Несмотря.

Они помолчали, погруженные в свои мысли. Оглянувшись на Антона, советник спросил:

— Ну а вам удалось узнать что-либо?

— Кажется, ничего, Андрей Петрович, — ответил Антон. — Барнетт сказал, что Чемберлен искал и найдет возможность договориться с Гитлером.

Андрей Петрович усмехнулся.

— Было бы куда лучше, если бы Барнетт написал об этом в своей газете…

Советник снова помолчал, потом попросил Антона, чтобы тот припомнил все, о чем говорилось за столом, и записал: может быть, пригодится.

— Записать и ваши советы, Андрей Петрович?

— Какие мои советы? — удивленно и недовольно переспросил Андрей Петрович.

— Мне показалось, что…

— Это вам только показалось, — перебил Андрей Петрович. — Советов я никому и никаких не давал.

Ракитинский, скосив хитрые глаза на советника, засмеялся.

— Конечно, просто отчитал их вежливо и корректно, как полагается дипломату.

— Если бы не мое положение советского дипломата, я бы не просто отчитал, а обругал бы этих любителей изображать себя борцами за правое дело, ныть и жаловаться на противников, но ничего не делать, чтобы помешать опасному развитию событий. Может быть, тогда бы они поняли, что играют вовсе не героические роли.

— Я думаю, они поняли, — заметил Ракитинский. — Ведь что сказал Хэндли! Молчание, а значит, и бездействие равносильны соучастию в преступлении.

Андрей Петрович утвердительно кивнул и произнес едва слышно:

— Если бы все, кто молчит и бездействует, понимали это!

В конце дня Горемыкин, появившись на короткое время в их рабочей комнате, поинтересовался, чем занимается Антон.

— Стараюсь вспомнить и записать разговоры, что велись во время ланча у советника.

Горемыкин скривил яркие, как у девушки, губы: он явно не одобрял такое занятие, — но ничего не сказал. Продолжая улыбаться, вдруг предложил:

— Пойдем со мной вечером.

— Куда?

— К моим английским друзьям.

— А кто они, твои английские друзья?

— Не беспокойся, хорошие люди.

— Я не беспокоюсь, — сказал Антон, стараясь сдержать нарастающее раздражение.

Горемыкин разговаривал с ним, усмехаясь, словно его потешала осторожность новичка. Насколько Антон помнил, еще в университете Горемыкин ничего не принимал всерьез, ко всем друзьям — а их у него было много — относился одинаково, никого особо не выделяя, ни с кем не спорил, считая, что учить или переучивать человека не только утомительно, но и бесполезно, держался в стороне от столкновений и ссор, и все считали его «славным парнем». Андрей соглашался с этим, но бесстрастное спокойствие Горемыкина раздражало его, и он сказал ему однажды, что всегда спокойны только вросшие в землю камни. «Зато они долговечны», — возразил с усмешкой Горемыкин. И сейчас, глядя в его ухмыляющееся лицо, Антон повторил:

— Я не беспокоюсь, хотел бы только знать, что это за хорошие люди.

— Ты их все равно не знаешь, — ответил Горемыкин. — Меня пригласил Фил Бест, а кто у него будет, я не знаю, хотя не сомневаюсь, что будут хорошие люди.

— Фил Бест? — переспросил Антон, вспомнив, что это имя не раз упоминалось Хэмпсоном, а совсем недавно он слышал его из уст Барнетта. — Редактор левой газеты?

— Он самый.

— Хорошо, я пойду с тобой. Когда?

— Сразу после ужина. В отличие от москвичей лондонцы собираются не перед ужином, а после него. Приглашение в английский дом на ужин — событие редкое. Обычно гостям-мужчинам предлагают виски, пиво, дамам — чай, кофе…

Они договорились встретиться на платформе ближайшей станции метро, и в половине восьмого Антон спустился по широкой бетонированной лестнице на платформу станции. Эта линия метро проходит по поверхности, и только поднятая на тонких столбах крыша прячет платформу от дождя: подходившие к ней поезда блестели, будто после мойки.