Михаил Аношкин - Просто жизнь

— Видели вы такого? — обратился Артем Петрович к гостю.

Тот улыбнулся:

— Все они одинаковые. У меня свой такой же.

Потом Игорь часто вспоминался Никифору Никитичу учеником-третьеклашкой. Стоит перед отцом, голову склонил, а сам нет-нет да исподлобья зыркнет на Никифора Никитича озорно так и лукаво. Первое впечатление самое яркое для памяти, самое свежее — оно не исчезает с годами.

Нечаянная дружба с прокурором завязалась крепко. В гости ездили друг к другу семьями. Злые языки трепали: мол, Осолодкову в тюрьму надо было садиться, а он, проныра, дружбу с прокурором завел, тюрьма-то и убежала от него. Великое дело — блат. Особенно с прокурором. Кто-то даже донес об этом областному прокурору, была нервотрепка. Потом Артем Петрович горько шутил.

— Выходит, прокурору и дружить ни с кем нельзя.

В те годы Никифор Никитич старался здорово, все это видели — и райком, и колхозники. Худо-бедно, а колхоз со скрипом, но полез в гору. Конечно, если сравнить с теперешним, то разница будет большая. Но по тем временам колхоз «Красный маяк» был крепче других.

Однажды, в году пятидесятом, урожай выдался — диво одно. Плановая цифра была центнеров двенадцать с гектара. В «Красном маяке» меньше шестнадцати не снимали, а со многих площадей брали и по двадцать, и по двадцать четыре. С хлебопоставками рассчитались просто, сверх плана сдали немало. Счетовод на костяшках, радуясь, подбивал итог — сколько же нынче может пасть на трудодень? Очень уж большая цифра получалась. Но у Никифора Никитича забота: потребуют сверхплановую сдачу. Так оно и получилось. Вызвал его тот самый грозный председатель. Только с той памятной ссоры из-за овса он больше не кричал на Никифора Никитича, по столу кулаком не стучал, разговаривал вежливо. Но в голосе всегда слышалась сталь: мол, говорить-то я говорю вежливо, но ты смекай. Во-первых, такая вежливость не для каждого — цени. Во-вторых, перечить вообще не рекомендую, сам знаешь, чем это кончается.

Так вот, приходит Никифор Никитич к председателю. Тот здоровается с ним по-дружески, улыбается и спрашивает:

— Как дела, Никифор Никитич?

— Спасибо, помаленьку.

— Прибедняешься. Вижу, что прибедняешься. Сколько у тебя нынче на круг выходит?

Никифор Никитич неопределенно пожал плечами, занизил:

— Пудов девяносто.

— Хитришь, Осолодков, насквозь вижу — сто с гаком выходит. Ну, вот что. Пораскинь-ка мозгами, с народом посоветуйся — хлеб нужен, сам понимаешь.

— Так ведь, Василий Васильевич…

— Слушай, Осолодков, агитировать я тебя не стану, учти. Надо сдавать. У нас половина колхозов нынче с плохим урожаем. А ты как скупой рыцарь. Давай, действуй.

Не хотелось Никифору Никитичу домой возвращаться. «С народом посоветуйся, — рассуждал он по дороге горько. — Если буду советоваться, то меня с потрохами съедят. В позапрошлом году по триста граммов на трудодень пало, в прошлом пятьсот. Слезы! Нынче вздохнули вроде, повеселели. И на тебе… Половина колхозов без урожая, а кто же виноват? «Красный маяк?»

Дома поделился думами с Анютой. А та, вместо того, чтобы посоветовать путное, ударилась в слезы:

— Уходи ты с председателя, ради бога. Прилип ты, что ли, к этому месту?

Знал бы, лучше промолчал. Прилип, прилип. Конечно, прилип. За ночь Никифор Никитич выкурил пачку «Беломора», наутро, чуть свет, обежал дома членов правления — советовался. В правлении сказал счетоводу:

— Вот что, Елизарыч, начисляй по килограмму авансом да распорядись выдать в эту же неделю.

— Никифор Никитич, — вытаращил глаза счетовод. — Как бы худо не было.

— Хуже не будет. По закону аванс положен — по закону и даем.

На элеватор снарядил еще четыре машины. Чтоб все видели — сдает хлеб «Красный маяк». И на этом остановился. Ждал в тревоге — вот-вот разразится гроза, потянут Никифора Никитича к ответу, что мало увез на элеватор. Тогда и заблестели в висках первые сединки. Но ничего — миновало.

Вскоре сменилось районное начальство. Председатель райисполкома на повышение пошел — в область отозвали. Никифору Никитичу предложили заведывать орготделом райкома партии. Анюта обрадовалась: она постоянно тряслась за него, пока работал председателем. Трудно угодить начальству, такому, как свирепый предрик. Да и с колхозниками надо ладить. Попробуй поладь, если на трудодни оставались самые крохи.

Никифору Никитичу страсть как не хотелось уезжать из колхоза. Привык к людям, и они к нему. Слава богу, жить научился: и начальство довольно было, и с колхозниками не ругался. Но послушал-таки Анюту. И дети подрастали, учить их надо.