Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

До сих пор звучали в ушах Льва его слова:

«Земля! Все в ней: почет, деньги, власть!»

И вот на его землю придут эти, артельные, засеют ее. Лев понимал, что это конец Петра Ивановича. Тот самый конец, который еще не наступил, но наступит, должен наступить, если не задержать эту страшную, народную силу.

«Задержать! Задержать! Время, самое время! — думал он. — Этот Селиверст, у-ух, волк! Не зря Петр Иванович назвал его первым. Этого помани куском земли, побежит за мной, за кем угодно! Есть мне здесь работка! Митьку-то Сторожева я не только в помощники возьму. Его выучить надо, ему, молокососу, вдолбить кое-что надо. Нет, Петр Иванович прав — Селиверсты выведутся, их менять надо. Им замена потребуется. Вот и надо научить Митек! Рассказать им, что они теряют, дураки, остолопы. Землю теряют! Власть теряют! Богатство! Ведь они, пожалуй, за глотки их схватят, этих вот, что «учеными» хотят быть».

Мысли роились, путались. Лев напрасно пытался связать их воедино. Происшествия на сходе поразили его.

Он хотел идти к Сторожевым, а от них к Селиверсту Петровичу, но заметил, что в озере кто-то купается, — на мостках, сделанных для стирки, белела одежда.

Лев вгляделся и узнал Ольгу. Он прошел на мостки, Ольга увидела его и замахала руками. Он не уходил. Она подплыла к мосткам — Лев увидел ее плечо, покрасневшее от холодной воды.

— Уйдите, — сказала она жалобно.

Лев отвернулся.

— Одевайтесь. Я не буду глядеть.

Но когда Ольга взобралась на мостки, Лев обернулся. Ольга вскрикнула и прикрылась руками. Она стояла залитая солнцем. С груди ее на помост стекали розовые капли. Лев шагнул к ней, поднял ее голову, чтобы поцеловать. Ольга плакала.

— Как вам не стыдно? — прошептала она. — Там люди!

Лев обернулся. К озеру действительно шел народ. Слышалось тарахтенье трактора.

В три прыжка Лев очутился на берегу.

Внизу, под холмом, Андрей Андреевич, оставив трактор, налаживал плуги. Вокруг трактора толпились мужики. Из села тянулись вереницы людей. Наконец Андрей Андреевич убрал инструменты.

Семен Иванович заботливо ощупал бока трактора; машина дрожала. Андрей Андреевич нажал рычаг, и трактор пошел. Плуги врезались в черную, жирную сторожевскую землю.

На задах сторожевской усадьбы Лев увидел плачущего мальчишку.

— Ты Митя?

— Ага.

— Сторожев?

— Ага.

— Тебя побили, что ли?

— Побили.

— Вона. За что?

— Так.

— Эх ты, горемыка — безотцовщина! Был бы отец — заступился.

— Он сердитый был.

— А ты помнишь?

— Маненько.

Мальчишка отвечал угрюмо. В нем было много сходства с Петром Ивановичем.

— А ты серьезный!

— А тебе чего надо?

— Мать дома?

— Ага.

— Скажи, что ее городской дядя спрашивает. По важному делу. Пусть придет сюда.

Через несколько минут пришла жена Петра Ивановича Прасковья Федотовна. Была она красива, дородна, свежа, томилась по мужу. Она все еще надеялась на возвращение Сторожева, отказывала многочисленным солидным людям в замужестве; отказывала, с трудом подавляя естественные человеческие желания.

Кровь в ней играла, бунтовала и требовала своего… С каждым годом все тяжелее жилось Прасковье, тело ее изнывало по мужской ласке… Да и хозяйство так нуждалось в умелой руке! Дети росли: Николаю шел тринадцатый год, одиннадцатый Ване и восьмой Мите — этого Петр Иванович любил до страсти.

Лев учтиво поздоровался с Прасковьей, они присели. Лев шепнул ей что-то на ухо. Прасковья всплеснула руками, затряслась, потащила Льва в ригу.

Там Лев прочитал Прасковье письмо Сторожева.

Прасковья плакала втихомолку.

— Вот так-то оно. А парня учить надо.

— Но почему его, а не Кольку или Ваню? — прошептала Прасковья.

— Он говорил, что Митя его любимец.

Прасковья безмолвно трясла головой.

— Стало быть, я и заберу его с собой. А вас прошу заглянуть к Селиверсту Петровичу и сказать ему, чтобы он зашел к Михаилу поближе к ночи.

Эту ночь Прасковья не спала: не могла наглядеться на спавшего Митеньку, причитала над ним, словно по покойнику.

…Лев и Богородица кончили ужинать, когда кто-то тихо постучал в окно. Богородица вышел на крыльцо и через минуту вернулся.

— Тебя спрашивают! — сказал он Льву.

— Кто?

— Селиверст Петрович. Помнишь, седобородый, на сходке кричал.

— Он-то мне и нужен. Где он?

— Пошел во двор. И тебя туда же просит выйти. Важное, говорит, дело.

Лев вышел во двор. Около колодца, на скамейке для ведер, сидел Селиверст. Лев подошел к нему.