Михаил Соколов - Искры

Выйдя в конец улицы, где была баррикада Лавренева, Леон осмотрел ее и с восхищением покачал головой. Лавренев сделал все капитально: перегородил улицу столбами, лобовую часть баррикады обложил мешками с землей и песком, взятым из погребов жителей, а сверху накрыл брезентом.

— Кто это мастерил?

— Мы сами, — с гордостью ответил Щелоков и, посмотрев на пустырь, сказал — Я давно хочу у тебя спросить разрешения, Леон… Видишь, какое дело. Я немного не того, на глаза, плохо вижу. Нельзя ли мне по такой причине засесть впереди баррикады? Я выкопаю себе ямку и буду там сидеть. Подскочат казаки или солдаты, а я тут как тут.

Леон вопросительно посмотрел на Лавренева и ответил:

— Я не возражаю, если твой командир согласен.

— Но там более опасно, — заметил Лавренев.

— Ничего там опасного нет. Просто мне там удобнее будет, — возразил Щелоков и, взяв лопату, пошел на пустырь копать ямку.

Леон посоветовал Лавреневу:

— Ты все-таки наблюдай за ним. Казаки его могут порубать на капусту, если заметят, — и зашагал мимо хат, хмуро глядя вдаль. Скоро глаза его отыскали знакомый высокий тополь, зеленевшую боковину дома. Леон всмотрелся, — не видно ли дыма. «Если батя приедет, и ключа не найдет», — подумал он и пощупал ключ в кармане.

Через пустырь, навстречу Леону, шла женщина. На снегу, в этой широкой безлюдной степи, она казалась такой маленькой, что ее можно было принять за подростка. Шла она быстро и голову держала прямо, а под ногами у нее вихрился снег.

Это была Ольга.

— Лева! — крикнула она и взмахнула рукой.

Леон почувствовал, как в груди его сильней застучало сердце и как будто огонь опалил его щеки. Он шагнул навстречу Ольге, улыбаясь и расставив руки, словно обнять ее хотел, а в следующую секунду засыпал ее вопросами:

— Прибыла? Наконец-то! Динамит привезла? Как там дела? Что Чургин, Лука Матвеич?

Ольга приблизилась к нему, почерневшему от усталости, но попрежнему подтянутому и гибкому, и хотела сказать: «Лева, Лева! Какой же ты стал…», — но. сдержалась и все смотрела на него и не верила, что он стоит перед ней, Леон, настоящий Леон.

— Как дела у шахтеров, говори скорей! — торопил ее Леон.

— Бастуют все шахты, — ответила наконец Ольга и не знала, что говорить дальше.

Слишком неожиданна была встреча с Леоном в этой белой, холодной степи, вблизи баррикад, по которым, быть может, через несколько минут казаки начнут палить из пушек. Ольга оглянулась, посмотрела в сторону города и вздохнула.

— Молчат? — спросила она и, достав письмо, отдала его Леону.

Леон взял письмо, торопливо прочитал его. Лука Матвеич сообщал о начавшейся всеобщей забастовке шахтеров и намеками давал понять, что восстание — дело ближайших дней. «Продержитесь немного, — писал он, — шахтеры помогут».

— Хорошо, очень хорошо, — удовлетворенно проговорил Леон. — А мы продержимся. — И, помолчав немного, спросил — Оксана, я слышал, тоже там? Как она?

— Не пойму я ее, — ответила Ольга, — С Яковом порвала, а хочет везти его в Харьков в больницу. Его какой-то черносотенец ножом пырнул.

— Черносотенец? Якова? Чудеса! — усмехнулся Леон, но тут же нахмурился и сказал: — Да… Жаль. А я думал, что у нас все покончено с Загорулькиными.

Ольге никогда так не хотелось спросить Леона: «А у тебя как с Аленой?», но она подавила в себе это желание и, взяв его под руку, негромко сказала:

— Пойдем, там динамит лежит, в крайней хате. И мне надо торопиться.

— Никуда ты больше не поедешь, — сказал Леон и слегка привлек ее к себе.

Ольга прижалась к нему, робко, как-то неловко, и у нее все закружилось перед глазами. Наконец-то они опять вместе!

На одной из улиц дружинники укрепляли баррикаду. Дед Струков и Иван Гордеич, желая использовать во дворе все, что можно было, наконец выкатили из погреба бочку с помидорами. Но их увидела Дементьевна, выбежала вслед за ними со двора и подняла крик.

Однако Иван Гордеич и дед Струков молча продолжали свое дело, вполголоса торопя друг друга:

— Скорее, а то отымет, — гудел Иван Гордеич, катя бочку.

— Да я и так поспешаю, язви ее. Ты шибчей работай ногами.

Дементьевна настигла их, схватила Ивана Гордеича за руку.

— Ну, с чем я теперь буду варить борщи рабочим солдатам? Да поставьте вы ее, я хоть яблочки выберу из нее, — жалостливо и голосисто заговорила она.

— И такое выдумает! В них вся сила от пули, — возразил Иван Гордеич и ударил бочку ногой. От сотрясения крышка вывалилась, и помидоры посыпались на белый пушистый снег.