Михаил Соколов: Гладиатор

В середине огромного полупустого музейного зала были расставлены скамейки, чтобы посетители, обалдевшие от гипнотического однообразия морских волн, могли немного отдохнуть. Николая, вообще-то, всегда тошнило от всяких там музеев, включая и краеведческие, но в этот, Айвазовского, заглянул по причине жары, которая, как и он, почему-то избегает подобных заведений. Да, по причине жары и смутного, все возрастающего раздражения.

Уже несколько часов, с самого приезда в город где-то в закоулках сознания зрела убежденность, что за ним следят.

Интуиции своей он доверял, иначе уже не раз мог оказаться.., да нет, точно стал бы трупом. А так становились трупами другие (надо отметить, очень многие), имевшие несчастье по глупости нападать на него.

Он присел на скамейку, подобно трем другим зомбированным посетителям, уставшим бродить в поисках хоть какого-то разнообразия в этих бесконечных волнах, и уставился на громадное, метра три на шесть, не меньше, полотно с изображением шторма. Интересно, как такие огромные картины протаскивают через столь маленькие двери? Конечно, по частям: отдельно разобранную раму, отдельно скатанный ковром шедевр…

Утром Николай приехал из Москвы, где в пыльном каменном пекле стало ему невмоготу, приехал, но разницы не ощутил; было еще более томно, лишь влажный резкий бриз со стороны моря несколько освежал.

На вокзале, сойдя с подножки вагона, он ловко увернулся от назойливых аборигенов, увешанных написанными от руки объявлениями о сдаче комнат, квартир и домиков, но тут столкнулся нос к носу с двумя ментами. Стоит взглянуть в глаза представителям правоохранительных органов, как тебя незамедлительно привлекают. Неважно, где: в Москве, Вашингтоне (где он не бывал) или здесь, в солнечном раю Феодосии.

Наверное, стражам порядка есть что скрывать за серо-синими мундирами, поэтому они не терпят любопытных взглядов. Впрочем, что может интересовать нормального обывателя в каком-то мусоре? Как бы то ни было, стоило ему задержать взгляд на великолепной паре, как его тут же остановили.

– Ваши документы!

Капитан лет тридцати был крупный, толстый, с вислыми казацкими усами и здоровенной красной физиономией уверенного в завтрашнем борще человека.

Старший лейтенант на несколько лет моложе (может, двадцать пять уже стукнуло) представлял собой нередко встречающийся на южной Руси тип идеального арийца: высокий, ростом почти с Николая, белобрысый красавец. В Москве такому – только показать его в нужном месте – была бы обеспечена головокружительная карьера, ибо даже страной у нас, так или иначе, правит прекрасный пол.

Глядя поверх голов движущегося потока пассажиров, молодой нетерпеливо постукивал дубинкой по бедру, всем своим видом показывая, как ему надоело ждать, пока Николай найдет документы, хотя не прошло и минуты.

Николай протянул паспорт, мент буквально выхватил его и, не раскрывая, отдал капитану. Тот полистал документ:

– Из Москвы, значит. По какому делу?

– В отпуск приехал.

– Отпускник, значит. Надолго?

– Не знаю еще. Может, на неделю, может, на месяц.

– Не определился, значит. А это что? – увидел сложенную бумажку, развернул, стал читать.

– О-о! Да ты из наших. Смотри, Валерка, капитан СОБРа. Ага! Сводный отряд быстрого реагирования.

А почему бумажка, где удостоверение?

– Старое утеряно, новое после отпуска выпишут.

Пока справку взял.

– Ладно, печать есть. Валерка, запомни: Казанцев Николай Иванович, капитан в отпуске.

– Ну что, капитан, отдыхайте, – старлей протянул паспорт со справкой. – Бывай.

Он лихо козырнул, и менты продолжили патрулирование.

Николай отправился бродить по узким улочкам Феодосии, сползающим к морю, устал, разомлел и решил зайти отдохнуть в музей. Созерцание шторма, а также возможность просто посидеть в холодке, расслабила, но тут он вновь напрягся, почувствовав на себе пристальный, прямо-таки экстрасенсорный взгляд откуда-то со стороны прохода. Не поворачивая головы, Николай вытащил предусмотрительно купленную булку и принялся жевать. Устремленный на него взгляд стал острее. Наконец он как бы нехотя оглянулся. Восседая на инвентарном табурете, на Николая подозрительно уставилась антикварного вида старушенция из музейных сторожевых крыс. Видимо, его габариты и явное равнодушие к местному шедевру, а также физиономия бандита с большой дороги показались старушенции подозрительными. Заметив, что на нее обратили внимание, музейная вошь снялась с табурета и байковыми шажками направилась к нему. Остановившись на безопасном расстоянии, строго проблеяла: