— Бей черную банду! — кричали на улице дружинники.
Леон бежал впереди всех с маузером в руке и зорко смотрел по сторонам, опасаясь, как бы откуда-нибудь не появились казаки-атаманцы. Но атаманцев не было видно, и у Леона промелькнула мысль: «Значит, Егоровы советы оправдались: группа Вихряя связала их, да и батарейцы пригрозили орудиями не зря».
Метель не унималась, и попрежнему бил в лицо снег и порошил глаза. Вдруг Леон заметил: какой-то высокого роста человек встал на колено и приложился, целясь в него, но тотчас же позади Леона раздался выстрел и голос Вано Леонидзе:
— Получай, собака!
Черносотенец упал и больше не поднялся.
— Сдавайся! — кто-то крикнул рядом с Леоном.
Леон обернулся и увидел: Кошкин, приложив к плечу охотничье ружье, выстрелил в известного в городе лабазника и удовлетворенно погладил свой чуб.
На улице стоял воинственный шум голосов, гремели выстрелы, от них в воздухе взвивался черный дым и тянулся по улице, гонимый ветром, а дружинники все бежали по снегу, падали и вставали, стреляя на бегу, и черносотенцы, отступая, исчезали во дворах, как суслики в норах. Вот один из них, толстый, неповоротливый, вбежал в калитку особняка, но зацепился и застрял в ней. Никанор Бурмистенко настиг черносотенца и пригвоздил его к земле прикладом винтовки, как дубиной.
Вот из полураскрытой парадной двери кто-то высунул руку с револьвером. Грянул выстрел, и Кошкин схватился за плечо.
Леон прицелился из маузера и выстрелил. Неизвестный вывалился на площадку парадного входа.
Леон подбежал к нему и узнал: это был Кисляк.
— Негодяй, до чего дошел… — сказал он с отвращением.
— Готов? — спросил подбежавший Вано Леонидзе. — В тебя целился…
Черносотенцы не приняли боя и после недолгой схватки разбежались, оставив на улице несколько убитых и раненых.
Из дружинников убиты были каталь Герасим и вальцовщик Клевцов. Семь человек были ранены.
К полудню все дружинники собрались к зданию Совета. Не было лишь группы Вихряя и группы Овсянникова, но вскоре стало известно: Овсянников, давший слово выступать вместе со. всеми, окружил со своей группой особняки полицмейстера и градоначальника, но подоспела полиция и небольшой наряд атаманцев. Боевики-эсеры разбежались по дворам, а Овсянников бросил бомбу в окно особняка градоначальника и тут же был схвачен полицейскими.
Рассказав об этом Леону, Лука Матвеич с тревогой добавил:
— А с Вихряем, видать, тоже неладно. Так что бери своих людей и спеши к нему на помощь.
Леон вышел из здания Совета, где был штаб, сказал Вано Леонидзе о распоряжении Луки Матвеича и направился на помощь группе Вихряя.
Дед Струков видел, что дружина Леона куда-то пошла, но Леон не позвал его, и он остался сидеть возле Совета. Расположившись на скамье, он достал зеленоватый рог, паклю и, почистив стволы своей шомполки, принялся заряжать ее.
Рядом с ним на корточках сидел его земляк и сменщик по работе, такой же пожилой, с белой бородкой, точно дворник его, и говорил ему:
— Дед, ну куда ж ты его сыплешь, порох? Засмеют, как увидят.
Дружинники действительно заметили уединившегося деда Струкова, и послышались шутки:
— Дед, тебе что — жизнь надоела? Ствол разорвет!
— Бороду спалишь!..
Дед Струков не обращал на шутки никакого внимания. Насыпав пороху в стволы, он набил туда пакли, потом насыпал картечи, опять набил в стволы пакли и наконец насыпал немного пороху на капсюли, надел на них красные пистоны, слегка придавил пальцем и тогда сказал:
— Ну, теперь как все одно корова языком слизнет любое войско. А то учат, язви их…
Лука Матвеич нервничал и ходил взад-вперед в зале заседаний Совета. Он договорился с представителем батарейцев о том, что они, в случае крайней необходимости, дадут несколько выстрелов по городу и по казармам атаманцев. Посыльный, все время поддерживавший связь с батарейцами, только что сообщил, что между атаманцами и батарейцами идут переговоры. Чем они закончатся, трудно было предвидеть. Известно было лишь одно: ни Егор Дубов со своей сотней фронтовиков, ни батарейцы пока не выступили на помощь рабочим дружинам. «Да. От колебаний до перехода на сторону революции, оказывается, не так близко», — думал Лука Матвеич и опять посылал связных то к Егору Дубову, то на противоположную сторону города.
Вошли Рюмин и Лавренев и сообщили:
— Со стороны атаманцев слышатся выстрелы. Быть может, пойти на помощь? — спросил Рюмин.
Лука Матвеич хмуро посмотрел на него, на Лавренева и ответил:
Читать дальше