Михаил Соколов - Искры

Яков надел шапку и пожал плечами. В самом деле: куда и зачем он зовет ее? К Леону, — Яков ненавидел его сейчас всей душой. К себе, в имение, — но он и сам там вряд ли теперь уживется. И он безразлично сказал:

— Ну, как хочешь. Тебе действительно некуда уходить.

Дарья Ивановна запричитала:

— Яша, сынок, Аленушка — дети мои, да на кого же вы меня покидаете, кровинушки родимые?..

Нефед Мироныч встал, сумрачно проговорил:

— Брось, мать. Что с воза упало, то пропало. А они с нашего воза давно упали.

— Не упали они, а ты их спихнул, богом проклятый, — всхлипывая, заметила Дарья Ивановна.

— Замолчь! — повысил голос Нефед Мироныч и, обращаясь к Якову, продолжал, глазами указывая на его деньги: — Возьми, они мне без надобности. Я, бог дал, поставил тебя на ноги и сам очухаюсь. Но попомни мои слова: твоя новая эта жизни приведет тебя под забор. Нищим. Для того, чтобы настала другая жизнь, надо переступить через мой труп. Так лучше я переступлю через других. Смотри, чтобы ты первым не оказался, — заключил он и, отойдя к окну, забарабанил по стеклу своими крупными пальцами.

Якова передернуло от таких слов. Он шагнул к столу, взял пачку денег, спрятал их по карманам и решительно сказал:

— Хорошо, я забираю деньги. Но долг я все-таки отдам. Я не хочу быть вам обязанным.

— А ты и без того обязанный мне, — бросил Нефед Мироныч. — Ты обязанный мне тем, что ходишь по земле, а эту обязанность за деньги, парень, не покупают и не продают.

— Так… Значит, я весь век буду вам обязан? — с усмешкой спросил Яков.

— Да, весь век. И я в любое время могу потребовать с тебя все сполна, по закону, — невозмутимо ответил Нефед Мироныч.

Яков покачал головой, с ненавистью сказал:

— У-у, какой же вы!.. Огонь, и тот вас ничему не научил.

— Ничего, мы от огня застрахованы. Кое-что получим по страховке, кое-что достанем из кармана и опять пойдем своей дорогой. А вот такие, как ты, неизвестно…

Яков резко прервал его:

— Слушайте, отец: обо мне можете не беспокоиться. Но вас — могу заверить — все равно когда-нибудь повесят.

Он распахнул дверь и стремительно вышел.

— Ничего, мы найдем свою тропку в жизни. Да нам и искать не надо, знаем, как свои пять пальцев.

Время было за полночь. На улицах не было видно ни души, не слышалось ни одного человеческого голоса, и лишь на гребле, как водопад, мерно и тихо шумела вода. Даже ветер обходил притаившуюся под косогором Кундрючевку и дул где-то вверху, гонял тучи по хмурому небу, закрывая ими луну и звезды. Но луна только ныряла в них и все плыла и плыла на запад.

Яков медленно шел по хутору и думал: «Итак, остался я, как сухой репей на майдане. Жена порвала со мной, я порвал с родными… Что такое теперь моя жизнь? Кому я теперь нужен и кто побеспокоится обо мне?»

Не понимал Яков, не хотел понять, почему Оксана решила порвать с ним, и уже готовился сказать ей: «Да я-то при чем тут, если отец такой изверг? Ведь ты хорошо знаешь, что я с юных лет не в ладу с ним и ушел от него! Как же можно требовать от меня ответа за его действия? Или ты никогда не любила меня по-настоящему? Ах, Оксана, Оксана! Губишь ты меня. Сгубила».

За его спиной неожиданно раздался голос:

— Это кто тут по ночам шляется? А ну, стой!

Яков удивленно обернулся на голос и увидел шедших к нему от правления двух казаков с винтовками. «Новое дело. После бунта, что ли, ввели военное положение?» — подумал он и, не останавливаясь, зло ответил:)

— Я не обязан перед всякой швалью ответ держать.

— А тебе говорят, погоди, не то стрелять будем, — повторил тот же голос.

Яков подождал казаков, а когда они подошли к нему вплотную, размахнулся, ударил спросившего по лицу и тогда ответил:

— Яков Загорулькин я. Ну, доволен?

Казаки промолчали, и Яков пошел дальше. Отойдя немного, он услышал:

— Спросил? Не зазря спалили старого черта. Ихнюю породу давно надо перевести, да некому…

В хате Дороховых было пусто. Марья встретила Якова холодно и на вопрос об Оксане ответила, что дочь днем уехала в город.

Яков сунул ей в руку пачку денег с просьбой передать Игнату Сысоичу и пошел в хуторское правление. Переспав ночь на лавке, он утром нанял подводчика и поехал на станцию.

Алена некоторое время сидела, опустив голову. Мысль ее усиленно искала ответа: что делать? Совершенно отчетливо вспомнилась вся жизнь ее в этой семье, отношения с Леоном с малых лет, жизнь отца, Якова. И стало Алене ясно: никакого выхода у нее не было сейчас, и она думала: «Погибель. Больше ничего впереди нет. Но почему я должна кидаться в пропасть?» — встал перед ней вопрос.