Михаил Соколов - Искры

— Махина! Какая махина! — задумчиво покачал головой Леон и с гордостью в голосе произнес: — И все это сделал человек!.. Эх, вот бы куда поступить! Как думаешь, примут нас тут?

Ольга молчала. Величественное и жуткое было это ночное зрелище, и ей казалось: ступи она сюда — и огонь сожрет ее. И вспомнилась ей шахта, ее подземная тишина, тихое мерцание ламп в непроглядной темени, и она подумала: «Зря уехали с рудника. Переждали бы, пока все уладится, и работали бы попрежнему».

— Человек, конечно, сделал все это… — грустно сказала она и зло добавила: — На свою погибель.

Леон взглянул на ее красное от зарева лицо, на тонкие хмурые брови и усмехнулся:

— Ты говоришь так, будто перед своей могилой стоишь.

— Огонь этот страшнее шахты. Да нас и не примут сюда.

— Примут. На такой громадине да чтоб двоим не нашлось места? Не может этого быть, — сказал Леон и, нащупав в кармане трехрублевую бумажку, задумался. Это было все, что осталось у них с Ольгой.

Переночевав возле завода, на следующий день они с трудом разыскали Ермолаича, рассказали ему о событиях на шахте и попросили помочь устроиться на работу. Ермолаич сказал им, что на завод никого не принимали и что знакомых мастеров у него не-было.

— Что ж, тут двоим нам не найдется какого-нибудь места? — с удивлением и досадой проговорил Леон.

Ермолаич кольнул его насмешливым взглядом, посмотрел на Ольгу и задумчиво погладил редкую свою рыжеватую бородку. «Женился он, что ли? Так не должно. Аленка вроде должна быть женкой его», — терялся он в догадках и, помолчав, ответил уверенным тоном:

— Найдется… Не торопись в это пекло, еще успеешь жилы порвать.

— У нас три рубля на двоих осталось, — невесело проговорил Леон.

— Так это ж целый капитал! Игнат, должно, если б имел лишний трояк, наплановал бы раздуть хозяйство в целую экономию, — пошутил Ермолаич и серьезно добавил: — На моих харчах поживете немного, не объедите. А переспите на полу, не из барского рода.

Леон беглым взглядом окинул тесную и полутемную землянку, в которой жил Ермолаич с женой, и подумал: «Дня три можно пожить. Если тут работу найти не удастся, все одно придется опять колесить по дорогам».

Прошло два дня. Ермолаич ничего утешительного не говорил, и Леон решил сам искать работу. Утром он пришел к воротам завода, стал расспрашивать встречных, в каком цехе требуются чернорабочие. Но никто ничего хорошего сообщить ему не мог. Лишь один старик с седой бородкой посоветовал:

— А ты купи водки, отнеси ее мастеру и пойдешь на работу.

— Да на лбу у них не написано, какой из них что берет, — с раздражением бросил Леон.

Старик отчаянно махнул рукой:

— Все берут, язви их, и деньгами, и курями, и поросятами, а не только водкой.

На завод к мастерам Леона не пустили, и он вернулся в землянку Ермолаича мрачный и злой.

— Больше я не ходок. Придется возвращаться на шахту, — сердито сказал он Ольге.

— А если тебя там арестуют?

— Лучше пусть арестуют, чем так жить, — не думая, ответил Леон.

Ольга опустила голову. «Пусть арестуют…» — в уме повторила она, и на сердце ей будто камень лег.

Следующий день был воскресным, и Леон с Ольгой от нечего делать пошли посмотреть город.

Долго ходили они по чистым, мощеным улицам. Витрины гастрономических магазинов с разложенной в них снедью притягивали к себе, точно магнитом. Леон то и дело глотал слюну, глубоко затягивался махоркой. Наконец он сказал:

— Пойдем к заводу, потехи посмотрим.

«Потехи» устраивал на площади перед заводом молодой Суханов по случаю окончания строительства новопрокатного цеха и электростанции. На площади были сооружены длинные столы на врытых в землю ножках, в стороне от них стоял высокий, покрытый лаком столб с развешанными наверху сапогами, шароварами и другими носильными вещами, рядом — столбы с перекладинами наверху и подвешенными к ним французскими булками, колбасами, головками сахару в синей обертке. За столбами была вырыта яма, и через нее положен гладко строганный столб, а за ямой возвышался деревянный помост для духового оркестра.

На торжество приехали из Петербурга сам Суханов с двумя сыновьями, чиновники из губернии, купцы и заводчики со всей округи. Священник отслужил молебен в новом цехе, хор пел «многая лета» и царствующему дому и Суханову, а потом гости удалились в хозяйский особняк. Молодой Суханов пришел на площадь, где уже собралось несколько сот строителей, велел каждому выдать по стакану водки, французскую булку и пол-фунта колбасы и сказал короткую речь. Выразив уверенность в том, что сердца рабочих и владельца завода «и впредь будут биться в полном согласии на благо отечества и монарха», и пожелав людям веселиться в свое удовольствие, он прослушал исполненную оркестром торжественную кантату и ушел в особняк, где пировали именитые гости.