Максуд Ибрагимбеков: Запах жизни

— Я только начал, Энвер Меджидович, я давно не видел такого бездарного проекта... Вы посмотрите на оконные проемы, шикарные проемы во всю стену, проемы устроены с юга, запада, севера и востока, в каждый такой проем свободно может въехать самосвал с прицепом... Но нужны ли такие проемы в условиях бакинской сорокаградусной жары, и что скажут нам люди, которым предстоит работать в цехах этого корпуса? Я знаю, что они скажут, но не могу вслух произнести, — тут Алиев поклонился в сторону стенографистки, — так как здесь присутствуют дамы, что скажут эти люди о нас. А ведь проект не предусматривает установку кондиционеров. Такие проемы хороши в условиях тайги, или тундры, или даже Антарктиды, где слабо светит солнце из-за серых свинцовых туч.

— Алиев, пожалуйста, конкретнее, — прервал его Энвер. Он поймал себя на мысли, что ждет возобновления этой проклятой боли в позвоночнике.

— Я кончил, по-моему, проект надо конструктивно улучшить, и, по-моему, другого мнения быть не может.

Встал Набиев:

— И тем не менее другое мнение есть. Проект не так уж и плох, правда, он, как и большинство проектов, не лишен недостатков, но не будем преувеличивать. Переделка проекта, которую так горячо предлагает товарищ Алиев...

— Не предлагаю, а требую, — вставил Алтай.

— Требование товарища Алиева отсрочит начало строительства месяца на полтора, это выбьет нас из графика, это означает, что будут простаивать люди и механизмы и пострадают народные рубли, а чем это нам грозит, не мне вам объяснять. Я не спорю, проектный фундамент, возможно, несколько удорожит строительство, но ненамного, ну а оконные проемы — это такая мелочь, о которой и говорить не стоит. И потом, уважаемый товарищ Алиев, как мне стало известно, этот проект принят и по нему будут строить аналогичные здания в нескольких районах страны. Так что же получается, товарищ Алиев, что мы с вами окажемся умнее всех?

Алиев вскочил с места. Он теперь напоминал человека, которому неожиданно ударили в печень.

— Я ни за что ни стал бы знакомить с вами своих детей, — вскричал он. — Это аморально. Эти дети, глядя на вас, решат, что, ничего не умея в жизни, как вы, ничего не зная, как не знаете вы, не желая ничему научиться, как не желаете вы, могут занять в обществе какое-то место, Набиев, и еще чувствовать на этом месте себя довольно-таки уверенно, как чувствуете себя вы...

— Хватит! — сказал Энвер. — Я вижу, вы сказали все... Хватит.

— С таким характером вряд ли у него будут дети, — хмыкнул Набиев.

— Теперь о проекте, — сказал Энвер. — Мы его внимательно изучили, и нам представляется, что он действительно нуждается в переделке, и притом очень сложной. Все свои соображения по этому поводу мы пришлем в письменном виде, но если прикинуть приблизительно — ясно, что предлагаемый проект неоправданно удорожит строительство.

— Наш институт, — сказал представитель проектного бюро, — получает возражения такого порядка впервые, и я думаю, что руководство института не согласится с ними и будет вынуждено обратиться на вас с жалобой...

— Ваше право, — холодно сказал Энвер.

— Конечно, вам надо пожаловаться, — сказал в совершеннейшем восторге Алтай, — надо что-то уметь делать: или проектировать, или жаловаться.

— А вы останьтесь, пожалуйста, — сказал ему Энвер.

— Вам не надоело? — сказал он Алиеву, когда они остались в кабинете вдвоем.

— Что надоело? — с невинным видом спросил Алтай.

— Так себя вести, — резко сказал Энвер. — Вы, кажется, очень довольны тем, что нашли несколько, на ваш взгляд, остроумных способов безнаказанно оскорблять людей, но я вас предупреждаю, что мне это очень не нравится.

Алтай внимательно смотрел на Энвера. Он как-то весь сжался, потускнел, в руках вертел пачку сигарет, потянул было из нее сигарету, но потом, легонько постукивая по высунувшемуся кончику указательным пальцем, вогнал ее на место. Он молчал. В затянувшейся паузе Энвер посмотрел ему в глаза и с удивлением обнаружил, что тот рассматривает его с нескрываемым любопытством во взгляде. Энвер испытал то самое ощущение, которое охватывает человека, когда на улице рядом останавливается троллейбус или трамвай и так и кажется, что эти люди, сидящие и стоящие в нем, представляют единое целое и с интересом разглядывают тебя одного, находящегося вне их скопления.

— Итак?

— Почему вы за набиевых? — усмехнулся Алтай. — Вы-то ведь не такой? Или просто не хочется связываться, хлопотно?

— Я не знаю, что вы подразумеваете под набиевыми? Я знаю одного Набиева, он работает в нашем тресте больше пятнадцати лет, и у меня к нему нет претензий.