Михаил Стельмах - Над Черемошем

От трех равномерных ударов вода забурлила, вытягивая тело плота и приближая его к столетней пихте, соединяющей берега не мостом, а смертью.

Но что это? На пихте вдруг появились девушки.

«Переходят на тот берег. И ничего не знают, — с тоской подумал Иван. — Может, и Настечка с ними».

Вот девушки спрыгнули с живого моста, и головы их замелькали в прорезях ветвей.

— Василь, да видят ли они нас-то? — забеспокоился Иван. — Еще и сами погибнут… Гей, гей! — крикнул он что было сил.

«Гей, гей!» — отозвались дикие ущелья.

Но девушки даже не оглянулись на крик. Обхватив вершину пихты, они принялись оттаскивать ее в сторону. И вот дерево, затрепетав всеми ветвями, передвинулось по каменистому дну. Между пихтой и берегом открылось незагороженное водное пространство. Вот плес расширился еще немного, и плотогоны направляют плот туда.

«Мариечка!» — Василь узнал свою милую и чуть не подрезал берег крайними бревнами.

— Настечка, беги на тот конец пихты! — кричит Иван.

Плот, черкнув по берегу и по ветвям пихты, вылетает на простор.

— Счастливого плаванья! — кричат позади обнявшиеся Мариечка и Настечка. Их глаза лишь на миг встречаются с напряженными взглядами парней.

— Счастливого плаванья! — приветствуют сплавщиков девушки, стоящие впереди, и на плот летят вешние цветы.

— Молодцы! — улыбаясь, покачивают головами пожилые гуцулы.

А плот уже вплывает в вечер. Иван снимает весло со штыря, зажигает смоляной факел — лушницу, — кладет ее на плечо и стоит с нею, как Прометей.

Мерцающий огонь, а еще более того чуткий, никогда не изменяющий слух помогают плотогонам не сбиться с фарватера. И они застыли у весел, настороженные и могучие.

Звено Олены Побережник рыхлит междурядья, время от времени тревожно поглядывая на приближающийся трактор.

— Я ж ему по-хорошему сказала: не пущу на свою делянку — и все. А он подбоченился и хохочет, как герой: машина, мол, лучше распушит, чем сапка! — в который уже раз пересказывает Олена женщинам своего звена разговор с трактористом. — Может, и лучше, да зато как она утаптывает почву! Это же вес, железо тяжелое. Оно по всему полю торную дорогу прокладывает… Ой, сюда идет!

Олена, размахивая сапкой, устремляется наперерез трактору.

— Стой, говорю тебе! Стой! Слышишь, Павлусь, стой!

— Опять вы за свое? И как у вас язык не распухнет!

— Павлик, я тебе вечером пол-литра поставлю, только не кромсай ты мне поле и сердце мое, — просит Олена, понизив голос, чтобы не услыхали женщины.

— Вы что, тетка, белены объелись сегодня или с дядькой Лесем не доругались за ночь? На черта мне ваши пол-литра, когда я дело делаю!

— Так ни мой поклон, ни моя водка не останавливают тебя? — рассвирепела Олена. — Так я тебе сама путь перегорожу! Стой, выродок, а то под колеса лягу! — Олена ударила сапкой по радиатору и вросла в землю перед машиной, готовая на все.

— Чтоб вам пусто было! У меня тоже самолюбие есть! — Павло круто повернул машину на дорогу.

— Видите, остановила все-таки! — отирая пот, сообщила Олена своему звену.

— Павло, заезжай на мою делянку, — подходя к трактористу, предложила Ксеня Дзвиняч.

— Пускай едет! — злобно бросила Олена. — Теперь, Ксеня, получишь ты свои центнеры, когда рак свистнет, а муха закашляет… Лучше останови его, как я!

— Рост у меня не тот, что у вас, Олена. Это вам при вашей дородности под стать трактор остановить.

— А то нет! — ответила Олена, потрясая сапкой. — Пусть не думает, что я хуже всех. Ксеня, любушка, чернеет твое поле, совсем черное! — с ужасом воскликнула она, глядя на разрыхленную почву. — Догони его, догони скорей! Сама боишься — так я для тебя, так и быть, своим телом заслоню, не пожалею!

— Оленка, я в науку верю, — с тревогой ответила Ксеня.

— Ты глазам своим верь, — рассердилась Олена и не могла успокоиться до прихода домой.

В хате она застала Леся. Он сидел за столом и, наморщив лоб, писал что-то.

— Лесь, ты что пишешь? Письмо? — подходя к столу, спросила Олена.

— Нет, корреспонденцию.

— Корреспонденцию? А ты не собираешься выехать в Станиславскую редакцию, как тот корреспондент, что к нам приезжал?

— Пока не собираюсь.

— О чем же ты пишешь?

— О работе нашей бригады. И еще о том, как одна женщина из нашей бригады хотела остановить сапкой трактор и сбавить урожай.

— Это из твоей бригады женщина?

— Сказал ведь уже, что из моей. Ты чего расстроилась?

— Лесь, а про меня ничего не пишешь? — замирая, спросила Олена.