Михаил Стельмах - Над Черемошем

— Стало быть, не будешь ждать?

— Не могу. Каждый пропущенный день высосет у меня сто тонн влаги с гектара и кусочек сердца иссушит.

— А у меня, выходит, не сохнет сердце? Я ведь хочу, как лучше. Годы, годы отрывают тебя от меня, откатываешься, как румяное яблоко от старой яблони. Только бы ты, маленькая моя, к счастью прикатилась. — Старик снова посмотрел на комочек земли, на молодой месяц, и выражение глаз его изменилось. — Так не послушаешь деда, не подождешь до полумесяца?

— В новолуние посею.

— Так пусть же и урожай у тебя как месяц растет! — пожелал, выходя из-за деревьев, Микола Сенчук.

— А как месяц растет, Микола Панасович? Расскажите! — с живостью откликнулась Мариечка на знакомые шутливые нотки в голосе председателя; она любила слушать его советы, рассказы о былом и даже сказки.

— А вот послушай, может и пригодится…

Только народился в небе месяц — совсем еще молоденький был — полюбилась ему звездочка. И вот бежит он ранним вечером к портному. «Сшей мне, портной, добротный да просторный костюм!» — «А что ж, это можно, — ответил портной, улыбнулся в усы, — а были они у него прямые, как стрелки, — и охотно снял мерку. — Приходи, молодец, через неделю, будет тебе платье добротное да просторное». Ровно через неделю опускается месяц к портному. «Ну, что, друг, сшил?» А у того от удивления и усы вилками вверх задрались. «Что это тебя, молодец, так разнесло? Или оженился, не дожидаясь костюма?» — «Только собираюсь, — подмигнул месяц. — Ну, показывай костюм, погляжу, можно ли в нем к невесте идти». Посмотрел на работу и опечалился. «Снимай еще раз мерку, придется невесте подождать меня». Что портному оставалось делать? Послушался он месяца и говорит: «Заходи, дружище, еще через неделю».

Проходит еще неделя. Ночью кто-то стучится к портному. Отворил он дверь и опешил, усы и те повисли, как перестоявшиеся колоски: стоит перед ним роскошный круглолицый месяц, широко улыбается, костюма ждет. «Что же мне делать, добрый человек, — взмолился наконец портной, — ежели ты каждую неделю втрое вырастаешь?»

Вот пускай и урожай у тебя так растет, Мариечка… А земля угрелась уже, — и Сенчук присел на корточки на краю поднятой целины.

— Теплая, хоть ребенка сажай, — с любовью проговорила девушка и склонилась над своим полем.

В низинке среди полей стоят Лесь Побережник и Микола Сенчук. К ним со всех ног бежит с сапкой в руке Олена.

— Ласточкой летит любушка моя. Что-то она защебечет? — говорит Лесь, приложив к глазам почерневшую руку.

— Лесь, у нас в бригаде долгоносик появился, и бригадира нашего нет. Что делать? Добрый день, Микола Панасович! — запыхавшись, скороговоркой сыплет Олена. — Я так работать не могу. Либо переведи меня в свою бригаду, либо скажи, где наш бригадир запропастился.

— Говорят, он сбежал от языка некоторых звеньевых, — деликатно поясняет Лесь.

Олена вспыхнула:

— Что уж, и слова самокритики ему не скажи! Стоило человеку стать начальником — сразу в неженку превратился!

— Так это он от твоего языка удирает?

— Помолчи ты хоть при председателе. Я тебя спрашиваю: что делать-то нам?

— Поднять все звено на борьбу с кузькой.

— А как же с прорывкой?

— Подождем денек: прорванные грядки долгоносик скорее уничтожит. А не прорвете — после сможете сохранить лучшие коренья.

— Так и делать, товарищ председатель?

— Только так. Как бригадир говорит. Пойдемте в ваше звено.

Дед Степан лежит в новой палате. Краска на стенах еще не просохла, и в комнате свежо. Вокруг старика теснятся внуки и правнуки.

— Дедушка, не умирайте! — просит его златокосая, как подсолнух, девочка.

Старик обводит взглядом всю свою колхозную родню.

— А я и не умру, дитятко. Они говорили, что надо мной свечка засветится. А мне светят глаза людские, — и он стал приподыматься с постели. — Дети, растет земля?

— Высоко поднялась, как вешние воды.

— И плоты идут по Черемошу?

— И плоты идут. Да все большие, гулкие. Похорошел Черемош, как никогда!

— Жизнь! Ну, так вынесите меня, дети, на широкий луг, чтобы видны были и нивы, и Юрины пруды, и люди.

Гуцулы почтительно выносят старика на луг, и Степан то впадает в полузабытье, то, не отрываясь, следит, как растут всходы, сверкая всеми оттенками зелени. Перед глазами Степана проплывают курчавые полосы свеклы. Чистые голоса расчесывают ее густые, как девичьи косы, рядки: