Михаил Стельмах - Над Черемошем

Тракторист, широко усмехаясь, ведет машину на делянку Побережник. Олена с неловкой улыбкой незаметно воткнула сапку в землю и пошла навстречу дорогому гостю.

— Как живете, Павлусь?

— Спасибо, хорошо. А где ж ваш инструмент, тетка Олена?

Олена прикидывается, что не поняла вопроса.

— Пол-литра? Это уж, Павлусь, вечером поставлю. Разопьете с Лесем на доброе здоровье.

Василина Рымарь колотит сапкой зачерствелую землю на своем огороде и со всей доступной ее натуре мягкостью объясняет Юстину:

— Так что, муженек, одна у меня надежда — на мак. Продам его перед рождеством, может наторгую на хлеб, чтоб не глотать нам борщ с одними слезами.

— С какого боку ни поглядеть на твои слова — отовсюду рожа Палайдихи высовывается.

— Что это Палайдиха стала тебе костью поперек горла?

— А то, что она мне жену поперек жизни поставила.

— Это, стало быть, я тебе стала поперек жизни? — поднимает голос Василина. — А ты мне и вдоль и поперек стоишь! Все наши пожитки в колхоз сдал. Лошадка-то уж принесла бы нам жеребенка, а на будущий год еще одного, и жил бы ты, Юстин, припеваючи, как пан!

— Так ты хочешь, чтоб я, Юстин Рымарь, проклятым паном стал?! — рассердился он. — Помянешь мне еще раз это слово — ей-богу, раздавлю твоими телесами весь мак!

Василину словно ветром сдуло с грядки, а Юстин, шагая домой, сердито бормотал:

— Ей-богу, возьму как-нибудь свяжу ее воловодом и вывезу в поле силой, а то иначе никак не оторвать ее от собственного мака. Из-за нее и мак этот так въестся в печенки, что не захочешь ни есть его, ни глядеть на него.

— Подменили муженька, ой, подменили, — вслух горюет Василина, выходя из кукурузы.

— Опять ссорились? — сладеньким голоском спрашивает через плетень Палайдиха.

— Ссорились, — вздохнула Василина.

— Жаль человека, — покачав головой, проговорила Палайдиха. — Что он у тебя, впрямь обольшевичился или весь разум высыпал с овсом в конские кормушки?

— Это вы напрасно говорите, — насторожилась Василина. — Тут не в его разуме дело, а в крутом характере.

— Да, боженька мой, я ж только про характер и говорю. Из-за него и вам придется ясли грызть или весной древесными почками кормиться. Вот, может, маком только и спасете семью от смерти, а то…

— Придется спасать, — и Василина с силой стукнула сапкой оземь.

— Что деверь из Америки пишет?

— Что он может написать? Вместо хлеба пальцы грызет, никакой самой плохонькой работы нет.

— А вы слыхали, миленькая, что Бандера уже на Киев наступает?

— На Киев? — перепугалась Василина. — А что ж у нас так тихо?

— Спрашиваете! Да потому, что мы… в окружение попали.

Рассветные звезды уже бледнели, когда к озеру подъехала машина. Из нее вышли Чернега, Нестеренко, Сенчук и шофер.

— Должно, быть, Мариечка кинула в озерко волшебное снадобье, так вас сюда и тянет! — говорит Чернеге Сенчук.

— Не в озерко, а в приозерный грунт. Разве это не волшебство? — спросил Михайло Гнатович, указывая на роскошную, зеленую, как барвинок, кукурузу.

— Волшебство! — согласился Нестеренко.

Михайло Гнатович перебирает руками листву и стебли кукурузы.

— Что, экскурсанты не приходили сюда?

— Один чуть ли не каждый вечер ходит.

— Кто?

— Василь Букачук.

— Не мешает его интересом и других заразить, только чтоб не в вечерние часы ходили. Надеюсь, теперь не одно такое озерко заинтересует девчат.

— Подумаем, Михайло Гнатович. У меня уже два озерка есть на примете.

— Микола Панасович, только озерки или люди тоже?

— И озерки и люди.

— Поедем на табак?

— А когда же отдыхать?

— В дороге, в дороге! В машине.

— Ну можно ли так — все время недосыпать?! То собрания, то совещания, то лекции, то беседы, то поле, то диссертация — так никогда и не выспитесь!

— Уж не жена ли моя тебе нажаловалась? — засмеялся Чернега. — Все время нападает, твердит, что муж у нее живет неправильно: первую половину жизни недоедал, а теперь недосыпает.

— А на меня и напасть некому, — вздохнул Сенчук.

У озерка девушки заканчивают подкормку кукурузы и сахарной свеклы. Катерина Рымарь остановилась у дороги.

— Стою я, девушки, в кукурузе и думаю: украсит наша Мариечка грудь орденом или нет?

— Что и говорить, неотложные у тебя заботы! — отозвалась Мариечка. — Девчата, пойдемте на Черемош, а то мы мешаем Катерине думать.

— А что, и мешаете, — Катерина провожает подруг глазами и мечтательно бормочет про себя: — А он и говорит мне: предсказываю — получишь! И отчего эти слова так понравились, так запомнились мне? Такие слова, что просто ой, ну, до того, что прямо ох!.. Девчата, хоть не начинайте плясать без меня! Давайте я начну! — И она завертелась, закружилась, догоняя подруг.