Ольга Туманова: Шутка

Весь вечер Катя пыталась представить, где бывает Володя - днем, когда закончатся занятия в институте, вечером... в выходные дни. Но город, в котором есть университет, не мог не иметь музея и театра, и поэтому жизнь Володи по-прежнему казалась Кате продолжением ее собственной жизни. Там есть и храмы белокаменные? И памятники какие-то стоят на улицах?

Катя захотела прочитать об этом незнакомом, вдруг ставшем интересным ей городе, но, хотя стены их квартиры были почти что сплошь уставлены стеллажами, и среди всевозможной литературы, в основном, художественной и технической, была целая кипа буклетов, проспектов и небольших книжиц о городах - курортных да столицах союзных республик, но о городе средней полосы России, в котором жил Володя, не было ничего.

"Хотел Вам написать про себя и не знаю, что. У меня миллион недостатков, которые я сам знаю и от которых даже не думаю избавляться. Вообще, в себе разобраться очень трудно. Иногда кажется, что все люди вокруг эгоисты и никому до тебя нет дела, каждый живет только для себя и т.д. Иногда наоборот, что ты к ним относишься хуже, чем они к тебе, претендуешь на особое место и, вообще, что ты не годишься для жизни в этом обществе. Самокритичен я или не очень? Опять забыл, ведь Вы меня почти не знаете".

Катя опять споткнулась на фразе. Ну, почти рефрен, "раппорт" какой-то изящной словесности, в каждом письме всегда неожиданно и обязательно: они почти незнакомы. А Кате казалось: знакомы, очень близко знакомы. Что значит она его не знает? Да, она не знает, какая у него походка и как он размахивает руками при ходьбе, но разве то важно, разве он, Володя - та, видимая поверхностным и равнодушным взглядом, оболочка? И он не знает ее или почти не знает? Он, которому она писала все, что думает, и обо всем, о чем думает? Как же надо общаться с человеком, чтобы считать, что ты с ним знаком? Неужели пожатие руки, какие-то еще символы реальных встреч раскрывают человека больше или, и не раскрывая вовсе, дают право считать его своим, куда более близким знакомым, чем тот, кому он каждый день пишет письма величиной со школьную тетрадь? Конечно, их отношения не вековая дружба, но... они почти незнакомы? Можно подумать, отец, который знает Катю с ее появления в роддоме, знает про нее все и вообще знает ее. Разве отец знает, чем она занимается? Ну, да, работала где-то кем-то, неважно, была нужна не ее зарплата в дом, а бумажка в университет, училась, сначала в школе, потом начала учиться на вечернем в университете, знает, что ее перевели на дневное, но разве он знает, что она выучила наизусть полтора десятка стихов Северянина и шесть - Бальмонта? Эмигрантов! Хватит того, что он узнал про Гумилева. Разве он знает, чего она хочет? Что ей дорого? Да, вот он, наверное, узнает ее издали в компании других девушек. По платью, по походке, может быть. Но он даже не знает, платье из магазина или от портнихи. Иногда кажется, он, вообще, не знает ничего, кроме дел своего главка. И про Катю он не знает ничего и вовсе не потому, что она что-то скрывает (кроме каких-то нюансов, как стихи опальных поэтов или цитаты философов-идеалистов она не стала бы ничего скрывать), спроси он, она бы ответила ему искренне, но ему некогда. Во-первых. И ему неинтересно, это во-вторых. А может быть, как раз во-первых. Все ее походы по местам боевой славы, мечты о ночных бдениях у памятников Маяковскому и Пушкину - все это вздор, прихоть избалованной девчонки, не знающей цены деньгам, извинительная лишь потому, что девчонка, в общем-то, лишнего не позволяет, учится в престижном заведении, и вся ее блажь не больше как пыль, которая стряхнется, когда она пойдет замуж. Подруги знают ее, но и те не лучше его, Володи, потому что у нее нет времени сообщить им столько информации о себе, как ему. Да и как можно определенно решить: вот этого человека я знаю. Кате кажется, она себя-то не знает совершенно. Каждый вечер завершается терзаниями по поводу прожитого дня: что надо было сделать - не сделала и половины, что не надо было сболтнула, и столько мелких поступков, неблаговидных, нелепых, глупых, а уж мыслей... И почему осознание дурности поступка приходит не до, а после? Как будто не та же голова на ее плечах.

"Скоро для меня настанут лучшие времена, экзаменационная сессия. Никаких забот - прочел за четыре дня одну книгу, пошел сдал экзамен, и опять четыре дня валяешься на диване. Только на тренировку вечером сходить.

А вам трудно приходится? Филолог... Ну, и что это значит?"

Катя вновь улыбалась. И качала головой от удовольствия: хорошо написано. Фразы краткие и в то же время содержательные. Ну, прямо Хемингуэй или Чингиз Айтматов. А она хоть весь день просидит за столом, ничего подобного написать не сможет, у нее фразы пространные, как у Толстого, одна может разбежаться на две страницы, с обилием деепричастных оборотов, определений, дополнений, уточнений и прочая, со всеми знаками препинания; подруга говорит, что кроме Кати уже ни у кого не встретить точки с запятой. И так Кате понятен настрой Володи: она любит учиться. Библиотека, домашний письменный стол - широко разложенные книги, аккуратные записи в тетради и ощущение покоя и наслаждения.