Ольга Туманова: Плесень

Ольга Туманова

Плесень

Сквозь неплотно прикрытые гардины проникало жгучее июльское солнце. Григорий Федорович Иванюта пожмурился, протянул руку к тумбочке, не взглянув на часы (он давно уже просыпался ровно в пять утра), взял очередной том Стейнбека и карандаш. Нельзя сказать, что книга казалась ему интересной или занимали его проблемы чужой семьи, проживающей в другом мире, но... Когда-то в юности, когда он хотел выглядеть солиднее и мечтал стать видным сановником, он, подражая известным ему тогда авторитетам, стал читать с карандашом в руках, за прожитые годы былое подражание перешло в привычку, и любую литературу, будь то литература специальная, по птицеводству, будь то тоненький журнал жены, Григорий Федорович комментировал, все, что он держал когда-либо в руках, оставалось с пометками: подчеркнутые строки, выделенные фигурной скобкой абзацы, обилие восклицательных знаков, и мысли, кратенькие, на полях. Когда-то он представлял, как некое легкомысленное и очаровательное существо берет в руки книгу, что прежде была в руках у него, и восторгается его мудростью, наблюдательностью, пророческим провидением. Потом, читая литературу, он думал о сотрудниках, и выше и ниже его стоящих, что, читая книги, будут делать должные выводы о его интеллекте. Трудно сказать, о ком и о чем думал директор теперь, читая личную книгу (в постели он не читал специальную литературу, для нее он отводил часть рабочего времени, и та литература стояла на полках в его рабочем кабинете), дома он читал литературу художественную. С особым удовольствие Иванюта читал романы фривольного содержания, с некоторой изюминкой, откровенностью, подобные романы в продаже были редкостью, но изредка появлялись в журналах, и Иванюта любил, когда ему их предлагали. Сам он покупал литературу авторов маститых, как правило, классику, хорошо изданную, в добротных переплетах, и даже изредка кое-что из нее читал. Была здесь и дань моде, и дань былой своей обиде, когда, в институте, однокурсники, козыряя цитатами, относились к нему с усмешкой.

Через час Григорий Федорович спустился на кухню. Там на столе уже стояла большая чашка чаю. Чай был свежезаварен, сдобрен мятой, но уже остывший, как он любил. Лежал бутерброд с широким слоем масла - это был его обычный завтрак. Брюшко, огорчая, росло, и Григорий Федорович ограничивал себя в еде, но отказать себе в хорошей порции масла не мог.

Тщательно прожевав бутерброд и ковыряя в зубах Григорий Федорович подошел к окну. От серой магистрали, покрытой рытвинами и ухабами, ответвлялись черные, гладкие и четкие, подъезды к директорским коттеджам.

На подоконнике в целлофановом пакете лежала четвертинка хлеба. На белесой корке цвело пятно плесени. Григорий Федорович вспомнил, как сразу после войны ездил пацаном гостить к бабке, вез ей гостинец от отца: консервы, шмат сала и пару буханок хлеба. И через неделю, когда он наконец-то добрался до бабкиного села, хлеб был так же пахуч и вкусен. А теперь как только Алевтина не экспериментирует с его хранением, но хлеб плесневеет и в эмалированной кастрюле, и в деревянной хлебнице, и в целлофане, и в вафельном полотенце...

В половине седьмого к двухэтажному коттеджу подъехала черная "Волга". Прежде "Волга "была у директора серая, но он договорился, и кузов поменяли черный цвет давал ощущение престижа.

- На кухне надо убрать, - обронил Григорий Федорович, проходя под лестницей. Сверху донеся щелчок антресоли: жена убирала постели.

- Хорошо, хорошо. Конечно, конечно, - отозвался ее голос.

Из-за поворота вырулили один за другим все четыре фабричных автобуса, первым рейсом они везли на фабрику птичниц. Все головы в автобусах дружно повернулись в сторону директорского дома.

Тамара Васильевна Сачкова, главный бухгалтер фабрики, обычно ездила на фабрику на час позже, вместе со всеми итээровцами, но шел квартальный отчет, а вчера Тамара Васильевна полдня пробыла с Геннадием, и сегодня ехала на фабрику с птичницами в первом автобусе. Вместе со всеми Тамара Васильевна повернула голову в сторону директорского коттеджа и едва сдержала смех. Маленький, ростиком чуть повыше машины, директор стоял возле "Волги" в позе командора: одна рука засунута за борт пиджака, вторая держит трубку рации, голова высоко вскинута. Пародист бы смешней не придумал.

Тамара Васильевна знала, что забот у директора, действительно, много, но все-таки не настолько, чтобы он не мог потратить минуту, спокойно сесть в машину и уже оттуда связаться по рации с диспетчером. Но ему надо, чтобы рабочие видели, что, пока все итээровцы еще спят, он, директор, уже работает. Обычно такие жесты, рассчитанные на внимание птичниц, на показательный эффект раздражали Сачкову, но сегодня, как всегда после близости с Геннадием, она вся была переполнена покоем, довольством и счастьем. И даже терпимостью к слабостям других.