Последнее партийное собрание не состоялось, не набрали кворума. Сумели провести собрание лишь на третий раз, когда директор лично приказал на планерке всем специалистам быть и коммунистов своих привести. И эта поддержка директора щелкнула его по самолюбию, вернее, не поддержка, конечно, а... Влияние директора на его, его! коммунистов. В который уже раз! И хотя директор вроде бы помогает ему, надежды у Патрина на Иванюту нет. Вот и на прошлое заседание у директора, где решался вопрос о создании птицепрома, его - его! парторга! - не пригласили. Как передал ему Фридман: "Патрон сказал: "Обойдемся без НКВД". А тот же Фридман постоянно говорит, что директор трусоват. Разве позволил бы Иванюта себе такую фразу год назад? Когда Патрин впервые услышал "Иванюта. Григорий Федорович" он представил нечто внушительное, основательное, представительное. А тут... И...
Да, Патрин был растерян. Он был готов к роли партийного руководителя - но к подпольной борьбе и, может быть, еще и на общественных началах?! Валерий Семенович чувствовал себя котенком, повисшим в воздухе. Вот только что он уверенно карабкался по дереву, и вдруг его схватили за шкирку и держат на весу, и неизвестно, то ли поставят его на землю, то ли зашвырнут... куда?!
Никакой ясности не внес и ХХУШ съезд, который так ждала страна; одни, как он, верили, что съезд все вернет на свои места, другие, что будет рывок вперед от прошлого, а съезд раздал всем сестрам по сережкам и оставил все таким же расплывчатым и непредсказуемым.
Зазвучал зуммер фабричной вертушки. Патрин протянул руку к аппарату, миг подержал руку на трубке, не снимая. Почти два года из дня в день он утром говорил в эту трубку одну и ту же фразу: "Слушаю вас, Григорий Федорович". И эта простенькая фраза имела уйму значений: от сыновней преданности и благодарности за поддержку до напоминания о том, что партия у нас руководящая, и парторг всегда сумеет поставить зарвавшегося хозяйственника на отведенное для него в иерархии место. Интонация Патрина каждое утро зависела от его уверенности в силе райкома, то есть, в конечном счете, все определяли, как сказали бы на биржевом рынке, сегодняшние акции КПСС. А с работой вопрос открыт. Патрин видел себя теперь только на советской должности, где и престиж, и хорошая зарплата, и работа ему понятна. Там тоже нужны аккуратные пунктуальные люди, что умеют вовремя спросить о выполнении задания и вовремя доложить обстановку вышестоящей инстанции. А что еще он умеет делать? Иванюта, тот чуть что: "Я на фабрике все могу. Если что - пойду в вахтеры". Не пойдет, конечно, но производство знает. А он как на первом курсе пединститута избрался в комитет комсомола, так и шел этой дорогой. По специальности после института не работал ни дня. Что знал - и то забыл. Но таких, как он, в партийных органах края сотни, тысячи, и на каждое вакантное место рвутся партийные асы, со связями...
Патрин снял трубку, сказал с почтением:
- Слушаю вас, Григорий Федорович.
Маленький человечек полулежал в кресле, и кресло покручивалось то в одну то в другую сторону - его приобрели недавно вместо обычного стула, и директор наслаждался. Как фрагмент хорошо организованного рабочего места кресло было совершенно бесполезно, потому что не мог Иванюта, при своем карликовом росте, не вставая с кресла, дотянуться ни до сейфа, где хранил свои личные деньги, ни до бара, где стояли рюмочки и лежали, пополняемые Фридманом, запасы шоколада и кофе и более существенные и приятные мелочи, ни до холодильника, куда завхоз не забывал регулярно поставлять любимую директором водичку "Иссинди".
Директор не был карликом, каким видел его раздраженный взгляд Патрина, хотя и был невысок, вровень с женщиной среднего роста, но кресло, тут уж парторг был прав, и впрямь было рассчитано на мужчину гораздо более крупного. Но к тумбочке с селектором поворачиваться мог и Иванюта, хотя, что к ней поворачиваться, когда она стоит впритык к столу, а все же, Иванюта и поворачивался, и с видимым удовольствием.
В углу кабинета все еще стояло Переходящее Знамя ЦК КПСС темно-вишневого бархата, еще недавно символ успеха, премий, льгот, а теперь - не знаешь, как к нему и относиться.
Директор широко развел рукой: прошу, отключил селектор и поджал губы, что означало серьезность и особую значимость предстоящего разговора. Когда Иванюта поджимал губы, его короткая шея как бы сливалась с щеками и лицо становилось похоже на чулочную маску Фантомаса.
Патрин уселся на стул, длинноногий петух. Брюки приподнялись, стали видны красные носки и полоска незагорелой кожи. На беленькой рубашке совершенно ненужные при его поджарости подтяжки. Насмотрелся в журналах на фотографии партийного руководства.
Читать дальше