Елена Ткач - Бронзовый ангел (фрагмент)

— Эти талантливые молодые критики прочтут вам курс, посвященный Булгакову. Инсценировка будет готова к первым числам апреля, а пока… ныряйте в Булгакова с головой, читайте о нем, впитывайте его, вживайтесь… Ну, в добрый час! А теперь я передаю микрофон Антону.

— Кх-кх… — Антон боднул головой, под острыми выпиравшими скулами выкатились желваки, он оглядел всех, прищурил глазки и растянул тонкие губы в хитрой улыбочке. — Я понимаю, мы сильно смахиваем на фашистов, напавших на мирное селение… Но, надеюсь, это первое впечатление скоро пройдет. Мы с вами единомышленники, вы — команда и мы — команда, нам с вами нечего делить, у нас разная территория: у вас — сцена, у нас — журнальные книжки. Но мы — одно поколение. Мы вместе можем рассказать о себе больше, точнее, чем те, кто нас не знает и не находит с нами общего языка… Да, мы старше. Но ненамного… — он опять прищурился, в глазах забегали смешливые огоньки. — Мы только что окончили институт, вы заканчиваете школу… эти пять-шесть лет, которые нас разделяют, ничто по сравнению с вечностью. А спектакль, который вы ставите, и к которому, я очень надеюсь, и мы будем иметь какое-то отношение, как раз об этом — о вечных ценностях: о любви, верности…

— О дьяволе… — в тон ему негромко хихикнула какая-то из его свиты, кажется, длинноволосая, но эти слова прозвучали вдруг неожиданно громко, отчетливо, потому что Антон на миг замолчал…

Всем стало не по себе. Во всем происходящем было что-то неестественное, надуманное, все это чувствовали, пытались как-то отвлечься, не замечать… и вдруг этот смешок как будто сдернул покрывало с голого кривляющегося урода, и теперь он кривлялся открыто во всей своей омерзительной наготе…

— Да, гм… — сглотнул Антон. — Я хотел бы вас познакомить ещё с одним человеком. Это актриса, Ольга Леонтьева, из студии «Группа людей». Актриса, между прочим, очень хорошая! Леля!

Из кулисы на сцену, постукивая тоненькими каблучками, вышла невысокая гибкая девушка, остановилась, резко нагнулась в поклоне, резко выпрямилась, тряхнула густыми рыжими волосами и они рассыпались по плечам. Эффектное появление, ничего не скажешь! Антон подал ей руку, она спустилась в зрительный зал, подошла к Далецкому и, потупилась, изображая смущение. Тот поцеловал её руку, взглянул в глаза… теперь она взгляда не отвела смотрела в упор, чуть откинув голову. Глаза у неё были удлиненные, чуть раскосые, зеленоватые с желтизной. Взгляд дерзкий, вызывающий… Марк Николаевич приобнял её за плечи, повернул лицом к замершим в зале студийцам…

— Вот наша Маргарита! — возвестил он, а она так и стояла, выпрямившись, откинув голову и с вызовом глядя в зал.

— Итак, начали! Надеюсь, будем работать дружно… — завершил режиссер свою речь, но эти слова прозвучали как-то не слишком уверенно. — Спасибо, все свободны. Завтра в три первая лекция. Вот, пожалуй, и все.

Он медленно повернулся и, не глядя ни на кого, вышел из зала.

Аля вскочила и, уже не борясь со слезами, выбежала на улицу.

Она летела к бульвару, почти ничего не видя от слез.

Прощай, Маргарита!

Под шальными порывами осеннего ветра ударил мороз и пошел первый снег, когда Микол обнаружил, что работа над инсценировкой закончена. Он растерялся: как жить? Сил на то, чтобы вернуться к прерванному роману, не было, начинать новую вещь — и подавно.

Ровная стопка бумаги, лежащая на столе под лампой, молчаливо взывала к нему. Рядом ожидала пустая картонная папочка с беленькими тесемками. Требовалось положить рукопись в папку и куда-то её отнести. Но нести не хотелось.

— Что ж, батенька, надо бы двинуться по театрам… — подхлестнул себя новоявленный драматург.

Однако подхлестывание не подействовало — перспектива долгих и бесполезных блужданий по Москве с папкой подмышкой его не радовала. Ну, к кому он пойдет, скажите на милость? В театры, где знали его режиссером? К завлитам, которые самотека на дух не переносят? И что же он скажет им: вот, поглядите, принес…

Он представил себе страдающий лик заведующего литературной частью, которому по штату положено пьесы читать. Завлиты пьесы читать не любят. Но очень хотят прогреметь. Не все, конечно, есть такие, которые просто жить без театра не могут. Но таких меньшинство. Нормальный завлит тоже хочет прославиться или, как уже было сказано, прогреметь. А прогреметь он может только в том случае, если откроет миру новое имя в драматургии — талант, как в свое время открыла Вампилова проницательная Елена Якушкина, бывшая в то время завлитом театра Ермоловой…