"Надо же, чтобы человеку так повезло..." - в тысячный раз возвращается Хаим к мысли о Зелике. И все из-за какойто несчастной ноги. На что бы он годился с обеими ногами?
Если бы не нога, он по сей день оставался бы Зеликом-Быком и погибал бы в этом аду, как Хаим. А долго ли выдержишь фабричную каторгу? Здесь стариков не любят.
Здесь нужны молодые, ловкие... Еще четыре года, пять лет - и Зелику-Быку тоже пришел бы конец. Стал бы Зелик нищим, который для вида продавал бы на улицах спички и шнурки для ботинок. Ведь в этой благословенной стране даже просить милостыню запрещено.
"Пойди угадай, где тебя ждет счастье... И все из-за какой-то ноги... ноги..."
Хаим несколько раз повторил последнее слово вслух.
Он чувствовал, что в его смятенном мозгу рождается пока еще смутная, страшная мысль.
"Я тоже мог бы... Я тоже могбыполучить много денет открыть лавку..."
И мысль, которая давно дремала в укромных клеточках его мозга, теперь явилась перед ним с беспощадной отчетливостью.
"А что, если я суну под пилу палец, а? Одна секунда, а за это несколько сот фунтов, обеспеченная старость?"
Подумал и испугался. Инстинктивно он отпрянул назад, словно боялся, что машина подслушает его мысли и сама отрежет ему палец.
Но прошла минута, и он снова боролся с этой мыслью.
Он гнал ее от себя, а она возвращалась.
"Боже милостивый, что это на меня нашло? Самому над собой сотворить такое... сохрани господь! Надо же, в голову взбрело..."
Хорошо, но что же делать, что делать? Не сегодня-завтра его выгонят, и куда ему тогда податься? Кто его возьмет с седой бородой? Поди доказывай, что тебе еще нет и пятидесяти. Что же остается? Милостыню просить или ждать, что дети прокормят... Лучше не дожить! А что будет с Гнесей и малышами? Дочь Мирл дома не засидится, тоже ищет, где лучше... недаром всё волосы себе завивает, пудрится, красится, в танцклассы ходит да в клубы. Радости от нее уже не дождешься, только не было бы позора... Старшим сыновьям тоже дом опостылел, того и гляди уйдут. Останутся одни малыши, беспомощные, - а чем он им поможет? Долго он здесь не продержится, - по всему видно, мастер к нему уже с каких пор присматривается. Куда им тогда деться?
"А что, если я все-таки сделаю это? - снова поддается он искушению, Опасно? Э! Делали же при Николае. Люди и по два и по три пальца себе отрубали, лишь бы уйти от солдатчины, и ничего. Стой, а может, в самом деле - два?
Одного мало, скажут - и так можно работать. Да, нужно два. Чего уж там, все равно .. Господи, что это я, с ума схожу? Что со мной? Надо думать о чем-нибудь другом".
Но как он ни заставлял себя думать о другом, в голове упорно вертелось одно и то же.
"Что мне остается? Ложиться и помирать. И, опять же, не так уж это страшно. У Зелика целую ногу отняли, и ничего, живет... Мне бы так жить. Что там два пальца: за месяц заживут, а я получу хорошие деньги, куплю себе лавку и буду сыт до конца своих дней..."
- Нет, не могу, не могу! Не хочу! - громко воскликнул Хаим.
"И потом, ведь это грех - все равно что руки на себя наложить... Тогда что же - по миру идти?"
Хаим чувствует, что снова катится в бездну, и в отчаянии хватается за соломинку. Бог! Бог его не оставит. Что, в самом деле, голову себе ломать, бог никого не оставляет в беде, - пытается он разбудить в себе прежнюю веру.
"На чудеса надеешься?" - слышится ему голос Гнеси, и он горько качает головой. Бедняком ты жил, бедняком и умрешь. Может, еще и в чужом саване похоронят... Жизнь, а? Что ж, все в твоих руках, Хаим. Было же в старину, люди за веру на костер шли... Хотел бы я знать, на кого они остаачяли своих детей? Нет, не то, не то... Стой, погоди...
Ага! Он уже идет сюда, душегуб... Опять привяжется:
"Криво держишь доску! Поворачивайся живее! Хари ап!"
Только и смотрит, как бы от меня отделаться, я ему надоел! Ох, а вы мне как надоели, вы все! Жить надоело!
Жить!
"Сироты! - отчетливо мелькнуло в сумятице мыслей. - Господи, призрей сироту... Как же, жди, пока он пошлет тебе манну небесную... Красть надо тогда и хлеб у тебя будет. Не умеешь красть - пальцы себе руби. Искалечишь себя - и будешь жить как мистер Пупкнс. Будет у тебя хлеб, будет лавка, будут деньги, почет... Лавка... лавка...
Два пальца это не нога... Можно обойтись и без пальцев.
На что мне пальцы, когда вот у меня две здоровые, крепкие руки, они все умеют делать, а делать им скоро будет нечего...
Что-то со мной неладно... Я схожу с )ма... Господи, когда же это кончится! Я больше не могу!"
Хаим схватился за голову. Каждый мускул, каждый нерв в его теле были напряжены, сердце билось так, точно хотело выскочить из груди. Глаза застилал красный туман, он мешал ему видеть машину, рабочих и мастера, который уже несколько минут стоял поодаль и внимательно смотрел на него. Лишь блестящий диск пилы вращался перед его глазами с такой ужасающей быстротой, что острые стальные зубья сливались в сплошную полоску.
Читать дальше