Э Ветемаа - Пришелец

- Конечно.

- На что же?

- Сперва я даже смотреть на Него не мог. Он ослеплял меня, как солнце.

- А потом?

- Потом, по-том... - стал заикаться молодой человек - о, как противно лгать. - Я не знаю... я был под гипнозом. Во всяком случае, передо мной было как бы чудо... Мне показалось, будто он свободно парил над полом. Я знаю, Иисус мог ходить по воде - на него не влияла гравитация. По-видимому, Моноцетти обладает теми же возможностями. Между прочим, подобные возможности имеют некоторые представители иных цивилизаций - существа с НЛО, пришельцы. Но, кажется, не все.

- Тебя тоже принимают за пришельца. Ну, давай-ка, воспари! - задорно хихикнул посвященный. - Пройдись, как Иисусик!

- Я... я не могу. Но... есть ли смысл скрывать от народа подобные свойства великого Моноцетти? Его божественный дар производил бы огромное впечатление.

- Есть смысл скрывать, - весьма подчеркнуто проговорил бывший воспитатель. (По-видимому, он таки мне поверил, с некоторым облегчением подумал молодой человек.) - Народ желает, чтобы его вожди были несколько отличны от простых людей, но в то же время и походили на них - избранные из общей массы.

- Наверное, вы правы. Вы наверняка правы, - пробормотал молодой человек. В самом деле, лучше держать в тайне.

- Так скажи-ка, дорогой Фа-Соль, скажи-ка, знакомец молодых моих лет, как я могу быть уверен, абсолютно уверен в том, что ты сохранишь нашу тайну?

- Увидеть Неаполь и умереть! - прошептал молодой человек.

Чужие слова, как эхо, сорвались с его губ.

- М-да... Такая возможность и впрямь надежней. Абсолютно надежна. - До чего же неторопливо закуривал новую сигарету посвященный.

- Может быть, меня придется ликвидировать. Возражения, аргументы тут бессильны. Я могу лишь дать клятву молчания, не более того! - Молодой человек умолк в ожидании. Сколь долгое ожидание!

- Полагаю, все-таки тебя нет нужды ликвидировать, - наконец-то он принял решение. - Ты был нам полезен. Сегодня ты совершил подвиг. Но это ровным счетом ничего бы не стоило, если бы твои россказни имели хоть какой-нибудь вес.

- То есть... как это...

- Ну, не обижайся, но вообще-то тебя считают придурком. Твоим россказням никто бы не поверил.

- Придурком? - Краска залила лицо молодого человека, по крайней мере, мы вправе так полагать.

- На твое же счастье... Мы в курсе твоих хождений в музеи, твоих странных отношений с Себастьяном и Магдалиной. А уж явно тронутым сочли тебя, когда ты взял под свою крышу этого Эс Ге. Высшего альтруизма не понимают. Да уж, тебя считают... - Он постучал пальцем по виску, он поспешил прибавить, что лично он подобной точки зрения не разделяет. Хотя, по крайней мере, человеком со странностями милого Фа-Соля признать необходимо. Впрочем, исполняющие обязанности служителей культа и органисты, кажется, и должны несколько отличаться от простых смертных.

Вдруг он вскочил на ноги из своей необычной позы - будто пружина разжалась, удивился молодой человек, конечно, удивился лишь в той мере, какая возможна в столь критической ситуации.

- Я сам тебя провожу. Не то здесь всякое может случиться.

Так он и сделал.

Они снова миновали цепочку потайных коридоров, спускались даже по винтовой лестнице и на лифте.

- Не кажется ли тебе, что побоища на футбольном поле были излишни? И вообще игры слишком вульгарны. Хотя бы стрельба по урильнику Жозефины, набрался смелости молодой человек.

- Для таких, как ты, конечно. А народ хочет хлеба и зрелищ. С хлебом-то у нас не так уж хорошо...

- Мне неловко из-за Станционного Графа. Он проявил враждебный государству дух, он диссидентничал, - вздохнул молодой человек.

- Эти типы не составляют для нас проблемы. По крайней мере, сколько-нибудь серьезной проблемы, - рассеянно молвил провожатый.

- И на стадионе смешки раздавались...

- Сущие пустяки! Даже если бы удалась их затея, наверняка заранее продуманная, несомненно пакостная, на мою голову свалилась бы масса неприятностей, но никакой катастрофы не произошло бы. Разве кое-кто стал бы называть нашего дорогого Моноцетти Долгой Попой, - рассмеялся провожатый.

- Ты смеешься? - Молодой человек был крайне изумлен. Даже оглянулся по сторонам - не услышал ли кто-нибудь.

- В устах народа даже самые низкопробные вульгаризмы приобретают порой оттенок сочувственный, если не сказать - ласкательный. Так всегда было. С умилением говорили об императоре-толстяке или о генерале-медном-лбе, что никогда не вредило их репутации. Может быть, делало их ближе. А смешки - я их тоже слышал - были безобидные. Я и мы, дорогой Фа-Соль, больше всего должны бояться тех, кто не пришел на сегодняшние торжества. Игнорантов. Интеллигентов левых взглядов. Если они найдут поддержку в рабочей среде, будет гораздо хуже. Ну да это не скоро случится!