Алексей Толстой - Драматическая трилогия (сборник)

Осмелился тот вор…

Борис.

Подай сюда.

Вид царской грамоты имеет сверток,

И царская привешена печать…

Искусно все подделано. Прочти!

Семен Годунов (читает).

«Великий князь и царь всея Русии

Димитрий Иоаннович тебе,

Борису Годунову! От ножа

Быв твоего избавлены чудесно,

Идем воссесть на царский наш престол

И суд держать великий над тобою.

И казни злой тебе не миновать,

Когда приимем наши государства.

Но если ты, свою познавши мерзость,

До нашего прихода с головы,

Со скверныя со своея, сам сложишь

Наш воровски похищенный венец,

И в схиму облечешься, и смиренно

Во монастырь оплакивать свой грех

Затворишься, – мы, в жалости души,

Тебя на казнь не обречем, но милость

Тебе, Борису, царскую мы нашу

Тогда явим. Путивль, осьмого марта».

Борис закрывает лицо руками.

Тебя кручинит этот дерзкий лист?

Борис.

Не оттого, что после всех трудов

И напряженья целой жизни тяжко

Лишиться было б мне венца! Всегда

Я был готов судьбы удары встретить.

Но если он мне милость предлагает,

Рассчитывать он должен, что вся Русь

Отпасть готова от меня! И он,

Быть может, прав. Те самые, кто слезно

Меня взойти молили на престол,

Они ж теперь, без нуды и без боя,

Ему предать меня спешат! И здесь,

Здесь, на Москве, покорные наружно,

В душе врагу усердствуют они!

А что́ я сделал для земли, что́ я

Для государства сделал – то забыто!

Мне это горько.

Семен Годунов.

Государь, что может

Тот наглый вор?..

Борис.

Таким его считал я,

Таким считать велит его рассудок —

Но после всех невзгод моих невольно

Сомнения рождаются во мне.

Свидетеля мне надо, кто бы видел

Димитрия умершим!

Семен Годунов.

Но царица

Созналася…

Борис.

Сознание ее

Могло испугом вынуждено быть.

Я ведаю, что было покушенье,

Но знать хочу: была ли смерть?

Семен Годунов.

Его

Василий Шуйский мертвым видел…

Борис.

Шуйский!

Могу ли верить я ему?

Семен Годунов.

Тогда

Вели призвать Андрея Клешнина.

Он схиму принял, Богу отдался,

Он не солжет.

Борис.

Послать за ним! Но тайно

Пусть он придет. И говорить ни с кем

Чтобы не смел!

Стольник (отворяя дверь).

Великий государь!

Врачи тебе прислали повестить:

Отходит королевич!

Борис.

Боже правый!

(Уходит с Годуновым.)

Царевич Федор отворяет дверь, осматривается и говорит за кулисы.

Федор.

Нет никого – войди, сестра!

Ксения (входя).

Как мне

Наедине с тобою быть хотелось!

Что ты узнал о нем?

Федор.

Не допустили

Меня к нему; но я у двери слушал:

Тебя зовет с собою громко он

В Норвегию и то же обвиненье

Твердит о нашем об отце…

Ксения.

Ужасный,

Ужасный бред!

Федор.

Бред, говоришь ты?

Ксения.

Как?

Ты думаешь, он вправду верит?

Федор.

Ксенья, —

Когда б одно лишь это мог я думать!

Ксения.

Но что ж еще?

Федор.

Нет, нет, об этом знать

Ты не должна! Не спрашивай меня!

Ксения (взяв его за руку).

Брат, слышишь?

Федор.

Что?

Ксения.

На половине той

Забегали!..

Федор.

Отец идет сюда…

Ксения.

Мне страшно, Федор!

Борис (входя).

Ксения моя…

Ксения.

Отец, что там случилось?

Борис.

Будь тверда —

Крепися, Ксенья!

Федор (к Борису).

Пощади ее!

Ксения.

Да, я тверда! Я все могу услышать —

Надежды нет? Нет никакой? Скажи!

Борис.

Все кончено!

Ксения шатается и падает.

(Поддерживая ее.)

Господь с тобою, Ксенья!

Ночь. Луна играет на стенах и на полу. Двое часовых.

Первый.

Что, долго ли до смены?

Второй.

Чай, устал?

Первый.

Нет, жутко как-то.

Второй.

Да и мне, признаться,

Не по́ сердцу в палате этой. Все

Как будто ходит кто-то. Поглядишь —

Нет никого!

Первый.

Ну, бог с тобой! Не к ночи

Об этом речь.

Второй.

Часок еще, пожалуй,

Стоять придется.

Первый.

То-то. А ей-богу,

Двойную смену на дворе бы лучше