Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

– Нам антихристовы книги не надобны, – злобно прошипела старуха. – Сыми шапку, басурман!

Нарядчик огляделся.

– Будьте свидетели, – сказал он работникам, – оскорбляет советскую власть при должности.

Но старухин внук, молодой малый с медной серьгой, упросил простить старуху.

– Тут у меня есть немного, – сказал он нарядчику, выводя его в сени.

Выпивая самогон прямо из горлышка и закусывая круто посоленным хлебом, молодой малый говорил:

– Ты, брат, хорош, мы от тебя никогда обиды не видали…

– Скажи, чем обидел? – спрашивал нарядчик.

– Ничем, – уверенно говорил молодой малый.

– То-то и дело, – говорил нарядчик, – я всем хорош, на меня, брат, ни одна собака не лает.

Он подумал и добавил:

– А дело – делом. В шесть часов утра чтобы при канцелярии, это у меня твердо.

Молодой малый смотался к соседям и принес еще бутылку.

– Это будет покрепче – с куколем, – сказал он.

– С перцем, ерцем, собачьим сердцем, – засмеялся нарядчик. – Хороший вы народ, сталоверы, только вот советскую власть не уважаете… За это – сволочи.

– Мы всякую власть уважаем, – сдержанно сказал молодой малый, – нам что Гришка, что Микишка… Мужик да земля до века, а власть… читал вторую книгу Ездры?..

– Поди ты в чертово омуто с Ездрой, – сказал нарядчик, – читал приказ № 1041?.. Землей можете владеть, а паразиты никогда. Паразит – это по-советски: вша.

После этого нарядчик не заходил в избы. Стукнет палкой по раме, аж стекла задребезжат, спросит:

– Хаз-зяин дома?

Хозяин как оглашенный сам выскакивает из избы.

– Дома, дома. По какому случаю?

– Прошу без случаев. Сколько баб? Завтра в шесть утра всех в канцелярию. Провиянту на двое суток. Теперь иди в хату.

– Да ты погоди, милый! Ты – толком.

– Прошу не задерживать.

– Да как же, например, у меня баба брюхата.

– Я сам, может, брюхат. Сказано: в канцелярию.

У избы лодыря:

– Слышишь али нет?

Молчание.

– Начинаю окошки бить! Господи, обослови…

– Да слышим, чего привязался? Кабы здоровье…

– Я ти вылечу, сукина сына! – Треск по раме. – Продналог вывез?

– Тот-то его вывезет…

– Вели бабе завтра приходить сидеть за это.

Тотчас же в дверях появляется растрепанная босая образина с перьями в голове.

Восхищенно:

– Неужто и на баб пришла погибель?

Нарядчик уверенно:

– Теперь всем гражданство.

– Вот за это спасибо. Вот это порядок! – Образина от удовольствия подпрыгивает. – Пускай, сволочи, узнают, как наш брат потел, пить-есть хотел…

У вдовы, с края села, обессиленный нарядчик попросил картошек.

– У нас никогда не варят таких рассыпчатых, – говорил он, уминая одну картошку за другой. – Теперь меня дома ищут.

– Поищут да бросят, не иголка, – смеялась вдова, садясь с нарядчиком рядом.

– Это уж обязательно. Ты на эту сходку завтра не ходи: глупость, угонят еще окопы рыть. Вот поужинаем, да на печку, – ладно? А там само дело покажет, как быть.

Оба захохотали, увесисто хлопая друг друга по спине.

В волисполкоме, в кабинете председателя, обрушилась печка. Не было денег исправить ее. Кабинет председателя с неделю не отапливался. Было холодно и сыро. И промозгло от крепкой махорки. От махорки даже стены кабинета стали черными.

В кабинете председателя члены волисполкома и местные шкрабы, – шкрабов было семь, они были в валенках, нагольных полушубках, зеленолицые, – в кабинете обсуждался вопрос об организации при волости детского сада и «других культурных начинаний», но, главным образом, детского сада. Летом в страду детей рвали свиньи, дети тонули в помойных шайках, в гнилой речушке, поджигали деревню, детей топтала скотина, дети, как мухи, гасли от дизентерии.

– Знаете, – говорила учительница, горячо прижимая худенькие руки к груди, – знаете, как будут счастливы матери? Даже неважный, даже маленький садик, даже один призор спасут не одну детскую жизнь…

– Да, вы правы, да, – задумчиво кивал ей председатель волисполкома. – Да.

Его знобило. Тяжелым, липким свинцом было налито усталое тело его. Он до боли сжимал скрещенные под столом пальцы, пересиливая лом в висках. Подмышки саднило от насекомых: неделями председатель спал, не раздеваясь, в своем кабинете – не было времени съездить домой, сменить белье.

– Какой в жизни сдвиг, какой простор для работы, – говорила учительница, а другие Шкрабы молча согласно кивали ей землисто-зелеными лицами. – Только помочь проснуться самодеятельности народной. Ведь мужики же хорошие! – застенчиво улыбнулась она. – Они только запуганы жизнью, прошлым…