Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

С раздумьем перевертываются назад страницы, пока не задержались глаза на семейном событии.

«Сейчас показали мне того, кто увидит меня лежащего ноздрями кверху, ибо какой же сын, если он не прохвост, не приедет хоронить отца. У меня же сегодня в 9 ч. 35 мин. по полуночи родился сын».

И с новой строки:

«Детская присыпка, или по-научному ликоподий, слышал, что употребляется для театральных молний. Попробовал – действительно, если сыпать на огонь, страшно вспыхивает».

Захлопнул книгу и по комнате заходил. Нужно же было открыть на этом месте! Сын. И ведь как это пришло? Сегодня шел по вокзалу, а там клетки по платформе понаставлены и в них поросята кишмя-кишат, на солнце мучаются. Подошел из любопытства, посмотрел, тронул одного за ушко, а ушко такое детское, мягкое да теплое, и вдруг сын вспомнился, и так захотелось узнать про него.

Тут перебили голоса за стеной. Вернулся тотчас к стенке и прислушался. Приятно так чужой голос послушать.

Сказал кто-то:

– Нет, вы только подумайте, какой размах – каждая кухарка должна уметь управлять государством! – Сказал и словно отошел от стены. Больше не слышно.

Беззвучно смеются губы, и дрожат пегие усы.

Кухари, кухари, тьфу вас – всех бы вас на кухню помелом да скалкой! Кто поймет вас, мудрецы гороховые?

Постоял, покачивая головой, потом присел к столу, открыл книгу и записал:

«Если смотреть в дым, четвертого измерения не поймешь и не увидишь. Я по крайней мере не видел. Если бы не революция, никогда бы четвертого не было. А теперь есть. Только это не для меня».

Посидел с мокрым пером и приписал еще:

«Революцию сделали, а поросят перевозят все так же некультурно и на солнце сушат».

И вдруг окончательно решил:

– Пойду и узнаю насчет сына, что и как, – это просто сделать. В трактире все справки получу.

Пальтишко драповое на свинячьем визге надел, комнату на два оборота запер, ключик в карман и зашагал к выходу.

– Эй, дядя, куда?

Стоит племянник, в глазах смешок:

– Смотри, не по годам по вечерам освежаться!

Коли встретились, ничего не поделаешь – по-родственному нужно.

– По делам тут, Сашечка, по делам. Думаешь, у тебя одного делишки? Иной раз и у нас, старых, неотложность. – И сейчас же с хитрецой насмешливой: – Ну, а как там у вас в коммуне-то, все слава богу?

– Ничего, спасибо. Тебя, старый режим, под ноготь возьмут скоро. Почему холост? Налоги платить будешь?

– Налог? Ах, шутники, шутники! А ты сумей, сосватай дяде-то настоящую. Вот теперь, говорят, девиц-то рожать запрещено. Непременно чтобы как есть сразу женщина. А мне девица нужна, я по старинке. Вот и расстарайся. Только найдешь ли хоть одну такую-то?

– Ах, дядя, дядя, брось ты старинку, давай жить по-новому!

– Да я живу, живу, как в раю безлиственном. Только упущенье в раю-то, упущенье, говорю. На уборных-то вывески не по закону – для дам. Вишь ты – высший свет! Это даже мне обидно. Прикажи сменить, чтобы «для женщин».

– Ну, ладно, ступай там по своим делам. Только сказал я раз, как тебя звать надо. Так оно в самый раз и будет.

– А как, Сашечка, как?

– Забыл разве? Повторю, а ты запомни – щучьи мощи!

– Ах, шутник, шутник! Ну прощай. Так налог, говоришь? Дело, дело, мерьте вашим четвертым. А я, Сашечка, назад скоро.

И уж на лестнице:

– Чтоб тебя громом по маковке, щенок скуластый! Вишь что выдумал – щучьи мощи! Накось, приложись!

Любит суета людей, особливо на улице, да к вечеру. Чуть кто выйдет из дому, так сейчас пятки щекотать и в уши нашептывать:

– Торопись, опоздаешь!

Вот и бегут, надо не надо, без оглядки. Толкают без уважения.

– Что ты, черт, рачьим ходом идешь? Вперед смотри, а не назад, ротозей полосатый!

Мерит палочка мелкими стежками мокрую панель. Первый раз остановилась у корзинки с леденцами.

– Давай, мамзель, сладости на три копейки.

А второй раз у освещенного окна. На нем бокалище ведерный нарисован, и пена через край, а рядом рак.

Тут еще раз обдумалось все. Как спросить? Ведь придется по имени и отчеству назвать. Была Дуня, а тут пожалуйте – Евдокия Власьевна, как бы в четвертом измерении, прямо хоть уходи!

Но пощупал в кармане леденцы и вошел.

Над липучими столиками пивной дух. Звенит стекло. Эк, людям делать нечего – едва к молодцу у стойки продерешься.

– А что, нет ли здесь Евдокии Власьевны?

– Здесь, здесь. А вам зачем?

– Скажите, что родственник по мужской линии.

– Так вы зайдите сюда. – Сунул молодец голову за портьеру: – Евдокия Власьевна, к вам! – И Кронида Семеновича в комнату пропустил.