Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

Спешит домой Маруся – Бог с ним, с таким человеком. Скорей бы до дому – благо близко.

Больше разговор не клеился.

У дома спросил только:

– Ну вот, сегодня штаны, а дальше?

– Что-нибудь еще, все так живут.

– Так, понимаю, ну, до приятного. Да вот еще, постойте. В заднем-то кармашке потайном бумажник обнаружился. Этакая неосведомленность! Я об нем позаботился, а мог и не отдать. Получайте и простите, что такую сатир-мораль с вами развел. Люблю я это. – Сунул бумажник в руку и прочь пошел.

– Странный человек, а бумажника такого будто у папеньки и не было.

Когда в квартиру поднялась – прежде всего бумажник раскрыла: оказалось в нем тридцать рублей в золотом исчислении и удостоверение личности, а на фотографии во весь рост блондин – покупатель базарный – красуется.

Украл, значит, и из жалости подкинул, как бы на бедность. Что теперь делать? И прежде всего, как была в пальто и платочке, села за стол и поплакала маленечко над удостоверением личности и деньгами в золотом исчислении.

Поплакала и пошла к тетушке.

Сидит Ольга Парфеновна, в платок байковый кутается и карты раскладывает.

Выслушала все и говорит с удовольствием:

– Ну вот, свет-то и не без добрых людей – с удачей, значит.

– А я, тетенька, вернуть хочу.

Руками замахала, даже платок с плеч слезать начал.

– Что ты, что ты, брось, что затеяла! Этакая неосторожность! Вон папенька-то из-за занавески погиб, оступился, только и всего. А ты что затеваешь? Как бы и тебе тоже не того. С деньгами да с вещами нужно ухо-то остро держать. Понесешь, а он, может, тоже мошенник: украл у кого или что еще, к ответу тебя притянут, а ты – девица. Нет, уж брось это.

Так и бросили.

В ту пору пришла зима – прачка усердная – отстирала грязь в небесах и стала синькой воздух и снега подцвечивать.

И постучал как-то в дверь Жук.

– Впустите, многоуважаемая.

Не хотелось впускать, да как же иначе? Еще обидится. Крючок скинула.

– Пожалуйста, входите.

– Здравствуйте, мироносица, здравствуйте, зашел по знакомству. Ну, как живется?

А глаза уже всю кухню обежали и назад воротились.

– Торговать-то еще есть чем? Вон платок какой хороший, байковый.

– Это тетенькин, ее сейчас дома нет.

– Тэ-экс. А что ж это вы на барахолку-то не ходите? С деньгами, что ль, обошлись?

– Да вот перебиваемся…

– Не иначе как через тот бумажник?

Как тут не смешаться – неприятность какая; едва прошептала:

– Нет, что ж бумажник…

– Как что ж? Тридцать рублей не деньги, что ли? Папенька-то, поди, с потолка смотрит, – не нарадуется. Мерси, мол, большое, Григорий, что дочку мою надоумил.

Почувствовала Маруся, что плакать придется, а слезы-уж тут как тут.

– Зачем вы так сделали?

– То есть что это так? Я-то здесь при чем? Нет, уж меня оставьте! А то выходит, что я здесь, как Понтий Пилат, в символ веры попал. А и любопытно мне: жила при папеньке, все в аккурате, и вдруг переворот. Тут уж не то, тут уж, как говорят французы, – «ну верон, ки-ки, же тю у тю же», посмотрим, кто кого: ты меня или я тебя, – одним словом, обмен веществ. Ведь вот не отнесли бумажник-то по удостоверению личности, не отнесли ведь?

Только головой качнула Маруся – нет, мол, не отнесли.

– Поди, тетенька не пустила? Ну так вот, пойду я сейчас в милицию: так и так, скажу, хватайте.

Подошел медленно к столу кухонному, а за ним Маруся сидит, рекой разливается, постоял около, а потом с раздумьем так:

– Люблю проверку делать, сатир-мораль разводить, такой ли, как все? Поверю и обрадуюсь – такой, мол, Гриша, такой, даже лучше, ведь вот не оставил себе, другим отдал – душа добрая. И сейчас, например, пограбить можно, а не хочу. А может, блондин-то нуждается – на четыре грани разбивается, потом и кровью гроши вышибает, а?

Помолчал опять и уже по-другому:

– Ну, полно, зернышко, ничего я такого никому не скажу, да и вернее, что украл блондин, как и мы с вами. Ну, полно, уйду я сейчас, только прошу вас: дайте пожевать чего-нибудь – подводит очень. Видать, не то приметили, не то удачи нет, – оттого и злой стал. Хлебца бы мне.

Поднялась Маруся, всхлипнула еще разок, отвернулась от Жука к стенке и в комнату заторопилась, хлеба принести.

Когда возвратилась – Жука не было.

Шел он по улице к базару, и, когда дошел, вытащил из-под пальто платок байковый тетушки Ольги Парфеновны, встряхнул и сказал с убеждением:

– Обмен веществ!

Вечером смотрела Маруся сухими глазами в окно звездное – отца вспоминала.